EUR 110.4943 «Не пашу, не сею, а денежку имею»
Спрошу, сколько стоит десяток яиц, он ответит; поинтересуюсь, как дела в селе, улыбнется или нахмурится — не очень хорошо шли дела на его малой родине. А как-то столкнулись нос к носу на тротуаре и неожиданно проговорили почти целый час. Все началось с того, что я спросил его, где он берет столько яиц: каждый божий день продает по два ведра — триста штук. Это ж сколько у него кур? Очень интересовали семейные фермы.
Леша снисходительно глянул на меня, усмехнулся:
— Да ведь я чужое продаю. Яйца мне приносят соседи, чаще всего бабушки да дедушки, просят-умоляют: продай, мол, да продай. Им-то уж какая езда? А у меня душа мягкая, добрая. Беру продукт — и в Татарск. Ничего, все хорошо, яйца деревенские, свежие, идут нарасхват. Только денежки успевай принимать.
— Молодец, Леша! — похвалил я его. — Помогаешь пожилым людям. Им нынче нелегко, пенсии грошовые, а цены все скачут да скачут, ровно блохи.
— Только я небескорыстно, — несколько смутился паренек, — я плату беру, навар у меня. Не пашу, не сею, а денежку имею, — пропел вдруг он.
— Велик навар-то?
— С десятка яиц кладу в карман ровно десять рублей. Рублик с яичка. Как два ведра, так триста целковых. Яйца бабушки отдают мне за двадцать, я гоню за тридцать — вот и вся арифметика.
— Ну, Леша, ты настоящий бизнесмен...
Он весь засветился от радости.
— Только это не все. — Леша доверительно взял меня за рукав. — Бабушки и дедушки отдают мне овощи: морковь, капусту, свеклу, огурцы. Овощи ныне тоже в цене. Я их реализую и тоже кое-что имею.
— Расчет по приезде с рынка?
— Денежных расчетов не бывает. На вырученные деньги покупаю клиентам товар. В первую очередь продукты питания. Очень любят старички колбасу полукопченую по 87 рублей за кэгэ. Иду в магазин, кстати, он тут, на рынке, покупаю.
— Это же хлопотно, Леша?
— Кто спорит? Но восемь рублей навара с килограмма колбасы — это вам, батенька, не баран чихнул.
— А что, в селе нет магазина?
— Как же нет — торговая точка райпо, но там эта колбаса стоит сто рублей. Так что старичкам делаю экономию пять рублей на килограмм, за что они мне очень и очень признательны.
Представляю, как ждут бабушки-дедушки Лешу, своего благодетеля, с покупками, как радостно встречают на автобусной остановке в селе. А может, покупки он разносит сам? Кроме колбасы, Леша покупает конфеты, дешевенькие, в простенькой обертке, печеный хлеб. Хлеб очень дешев в Татарске. В магазине колхоза «Заря» буханка стоит всего-навсего семь рублей. Смешные цены и в торговых точках хлебокомбината частного предпринимателя Ведзижева.
Ну а Леша с каждой буханки имеет доход в один-два рубля, но даже в этом случае хлеб дешевле, чем в райпо.
Самое удивительное, что Лешин бизнес на этом не заканчивается. Он еще дает землякам деньги в рост, то есть является ростовщиком. Вспомните наших писателей-классиков, бабушек-процентщиц. Как-то приходят к Леше соседи просить в долг пятнадцать тысяч рублей — купить корову. Леша без слов тут же выкладывает наличку — денег у него, по его словам, куры не клюют. Тем не менее ставит он землякам условие: вернуть через месяц не пятнадцать тысяч, а шестнадцать с половиной.
— Леша, сельский люд сейчас тоже всякий. Не боишься, что обманут, зажилят гроши?
— Я расписку беру, призываю свидетелей. Паспортные данные выписываю. А в случае чего — в суд. У меня не набалуешь.
— Ты женат? — спросил я в конце беседы.
— Нет. Это совсем ни к чему. Мне с отцом и матерью хорошо.
Попрощались. Наверно, Леша давно хотел кому-нибудь излить душу, рассказать о своем процветающем бизнесе, а тут как раз я подвернулся.
Почему-то сразу вспомнилось из советской эпохи. Был у меня дружок Саша, художник, нигде не работал, малевал картины-ковры. Сожительствовал с молодой женщиной — буфетчицей треста столовых. Когда я произносил слово «сожительство», он страшно возмущался:
— Я не сожительствую, я снимаю квартиру.
— Тогда почему у вас одна койка?
Саша умолкал — возразить было нечего.
Но главное не это. Саша жил на свой труд. Ковры сожительница продавала на базаре, шли они очень хорошо: была пора тотального дефицита. Саша иной раз приходил ко мне «с пузырем», и мы подолгу вполне дружелюбно беседовали.
Позже в стране началась активная борьба с тунеядцами, которых выискивали повсюду: в магазинах, в кинотеатрах на дневных сеансах, просто на улице. И однажды в нашей районной газете «Ленинская трибуна» появилась про Сашу большая статья, которую написала сотрудница Рита Ш. В ней он награждался самыми разными нарицательными эпитетами, но главная мысль была такой: Саша — тунеядец, живет за счет чужого труда, присосался к живому организму нашего светлого социалистического общества.
Он тогда очень обиделся на меня, посчитав, что это я навел сотрудницу районки на его особу, и все мои заверения, что я не виноват, его не убедили. Скоро Саша уехал из нашего города.
Я их ставлю рядом — Лешу и Сашу, представьте себе. Один — мой современник, жирующий за счет деревенских бабушек и дедушек. Другой, который жил за счет своего труда, причем тоже жил неплохо, считался изгоем и мог даже попасть под суд. Вспомните ленинградского поэта Иосифа Бродского...
Боже, как поменялись времена, как изменились мы сами, коли своих обирателей принимаем за благодетелей и готовы молиться на них. Эти нынешние Остапы Бендеры имеют в запасе сотни способов сравнительно мирного отъема денег у граждан. Вот только один пример. В новом магазине «Пятерочка» новосибирской фирмы очень дешево стали продавать подсолнечное масло «Злато». Брали масло десятками бутылок, коробками. Очень скоро к этому присосались дельцы типа Леши. Скупали задешево и везли в село. И там наживались, обирая тех, кто ленив, кто в город ездит редко, только по большим праздникам.
Деятелей типа Леши расплодилось в нашем обществе очень много. «Маленькие чубайсики» — так назвал их один мой знакомый. И, наверное, прав был тот политический деятель, который говорил, что деньги у нас валяются под ногами, надо только нагнуться, чтобы подобрать их. Но мы и этого не делаем, ленимся, потому что мы совки, и жить нам до самой глубокой старости, до могилы в нищете и тесноте.
А сколько их, работающих по-крупному! Сколько самых разных перекупщиков мяса, молока, шерсти, яиц, которые везут товар из села в город не в сумках, а на тяжелых грузовиках, доверху набитых неправедно добытым добром!
Так что же получается? У нас в стране, в России, создается, формируется класс-паразит, которому пока нет официального названия. Это не французские рантье, живущие на проценты от капитала. Эти люди деятельны, инициативны, но продукции, товара они не производят, живут за счет тех, кто работает, то есть за счет нас с вами.
Выходит, один с сошкой, а семеро с ложкой.
