Светлана Васина и ее «дети»

Таких, как считает Васина, половина, остальная половина родственников не имеет, и, может быть, это даже к лучшему. Потому что не болит старое сердце о доме, о родной деревне, где жил человек много-много лет, любил, работал, не покладая рук.

— Есть у нас и «молодежь», — горько шутит собеседница. — Это инвалиды детства, которые нашли у нас крышу. Им тепло и легко и заботиться ни о чем не надо. Накормим, напоим, спать уложим.

Дом милосердия в селе Блюдчанском Чановского района рассчитан на тридцать человек. В настоящее время постоянно проживают двадцать девять, тридцатый пациент только готовится: оформляет документы.

Вместе с заместителем главы района по социальным вопросам Татьяной Панкрац приехали мы в стариковскую обитель, поднялись на второй этаж довольно крепенького дома, и тут были любезно встречены хозяйкой.

— Посмотрите, как живем, — приветливо сказала она. — Вместе с нашим заведением располагается участковая больница дневного пребывания. Это означает, что больные находятся в стационаре до вечера, до пяти часов, а затем уходят домой.

В общем-то, это типичная сельская участковая, но так как пациенты после принятия процедур все без исключения стремились попасть на свое частное подворье, то начальство сделало вывод: ночную смену содержать нет никакой необходимости. Участковый врач Ирина Лагутенко таким образом постоянно рядом со стариками. Больше того, одна палата дома милосердия расположена в том конце коридора, где располагается больница.

В доме милосердия тоже есть свои медработники. К примеру, старшая медицинская сестра Людмила Сальникова, которую старики особенно уважают.

А палат всего семь. Женские рассчитаны на четыре человека, мужские — на пять. Светлана Ивановна как рыба об лед бьется, чтобы иметь еще две-три палаты. Может быть, за счет все той же участковой больницы, а может, каким другим путем, чтобы старичкам было привольнее.

Мы заглянули в несколько палат, а в одну зашли. Чисто, светло, уютно. Четыре деревянные кровати, четыре тумбочки, четыре ковра на стенах. Да такие яркие, нарядные, праздничные. Разговорился я с бабушкой Марией Абраменковой. Она издалека, аж из Ташкента. Жизнью довольна.

— А баня-то у вас есть? — задаю свой первый вопрос.

— Да за нами, как за малыми детьми ходят. В ванную на руках унесут, коли занеможем.

Марии Михайловне восемьдесят пять лет. Ее напарница, которая тоже была в палате, чуточку помоложе. Остальных нет: в холле смотрят телевизор, гуляют по коридору.

И кормят старичков вполне прилично: мясо, колбаса, фрукты, овощи — чего твоя душенька желает. Кормят четыре раза в день, так как есть и полдник, будто это санаторий.

Светлана Ивановна, женщина хотя и немолодая, уже два года на пенсии, но пробивная, за старичков своих стоит стеной. Как-то взяла да и написала слезное письмо в региональное отделение «Единой России», его председателю Алексею Беспаликову, попросила кое-что для своего стариковского дома: стиральную машину, душевую кабину, сушильный шкаф, полагая, что хлопоты впустую. Ан нет, все получила, что хотела, согласно программе «Старшее поколение», которая запущена в стране наряду со многими другими. А сейчас вот палаты пробивает, чтобы жилось старичкам да старушкам удобнее, вольнее дышалось.

Для отдохновения и для души не только телевизор, но и газеты центральные, областная «Советская Сибирь», районная «Чановские вести». А коли размяться кому хочется, есть огородик в пять соток: морковка, капуста, лук, помидоры. Дедушки, а бабушки так в особенности, любят летом побаловаться с землей: рыхлят, сорняки рвут. А как же, скажет нам Васина, трудотерапия весьма полезна для здоровья, а для стариков особенно. А всего земельки около двадцати соток, есть еще огород для картофеля. У кого из обитателей стариковского дома силы есть, тоже помогают.

— К нам большая очередь, — с гордостью говорила Васина. — Ждут пожилые люди долго, порой месяцами. Но жизнь не стоит на месте. Ее движение мы тоже чувствуем, хотя, казалось бы, находимся на обочине жизни.

В сопровождении Васиной мы с Татьяной Панкрац зашли и в молельную комнату, которая есть при доме милосердия. Иконы, крест и крестики, прочие атрибуты веры, божества.

— Вот здесь и собираем наших усопших в последний путь, — горько вздохнула Светлана Ивановна. — Хороним на сельском кладбище. Все по-русски, по-христиански: поплачем, отпоем, поминки справим.

Но не только грустью полнится стариковский дом. Бывают здесь и счастливые часы и минуты. Несколько стариков за время работы Васиной вернулись в семьи. Совесть проснулась у детей, внуков? Да, именно так. Что-то случается с человеком, он вдруг прозревает и хватается за голову: «Что же я делаю, бессовестный!»

А еще за последние несколько лет было создано пять семей. Не смейтесь, это вовсе не шутка. Встретились два пожилых человека, подружились и решили жить вместе, благо и жилье еще сохранилось. Дом милосердия, как он ни хорош, а родные стены, родное подворье все равно лучше.

Роберт Петрович Дамзин приглядел здесь старушку, и поехали-покатили в Старые Карачи. Было там у них жилье. Жили долго в дружбе и согласии. Но годы, годы... Старушка умерла. И снова старик Дамзин стал бобылем и вернулся в дом милосердия. По словам словоохотливой Светланы Ивановны, снова «паруется», снова ищет старушку и, похоже, уже нашел. И наверняка во второй раз упорхнет парочка.

Это не единичный случай. Михаил Николаевич Шестаков и Лизавета Павловна Бурыкина: встречаются, дружат, милуются. Тысячу раз прав поэт: любви все возрасты покорны.

Но особенно интересна история Виктора Павловича Пушкарева. Может, потому, что знаю его лично, и очень многие люди его тоже знают. Знаменитый слепой музыкант из Чанов. Однажды на областном конкурсе гармонистов в Татарске Пушкарев завоевал одно из первых мест и получил в подарок дорогой, страшно дефицитный в те времена ковер. Я тогда ездил к нему в Чаны, чтобы подготовить материал для газеты. И вот теперь мой герой здесь, в Блюдчанском, но не в доме милосердия, а живет на частном подворье.

— Женился наш молодец, — со вздохом сказала Васина, — взял в жены бабушку, которой за восемьдесят. А самому чуть больше полсотни. Я ему талдычу, что не надо бы так, помоложе бы нашел. Женишься потому, что слепой, что свою избранницу не видишь...

— Нехорошо вторгаться в чужую жизнь...

Васина смотрит на меня с недоумением и досадой.

— Как это в чужую? Они все мои дети. Все до единого... А с молодухой своей Пушкарев от нас ушел. Проживают здесь же, в селе. Попервости приходил с гармонью. Сядет на лавочку и играет, старичков веселит, а теперь и носу не кажет. Да Бог с ним, лишь бы жилось счастливо да дружно.

А что обитатели дома милосердия зовут Светлану Ивановну мамой, здесь никакой выдумки нет. Особенно после того, как нашкодят, набедокурят. Получат, к примеру, старички пенсию, бывает, и водочки возьмут и старушек угостят. Часть денег остается при них. Ну а Васина ругать давай, стыдить. Они ведь к ней, как малые дети, льнут, а тут глаза долу прячут:

— Мама, прости, мы больше не будем...

Клянутся, каются... до новой пенсии, а там снова да ладом.
Злостных выпивох Васина предупреждает, даже расписки берет, что с выпивкой покончено раз и навсегда.

— Если и это не помогает, — рассказывала Светлана Ивановна, — выписываем. Но это как редкость, как исключение.

В большой семье, каковым дом милосердия является, тоже, как говорится, не без урода.