12:56 / 19.03.2025 / Общество

Зачем он в наш колхоз приехал…

Геннадий Игоревич пострадал. Будучи кандидатом наук, поехал помогать тестю на сенокосе. Не то чтобы Геннадий Игоревич не знал, как сено получается, просто не представлял, какого размера стога бывают. Оказывается, вот эти вот «Стога» Моне — это обман зрения. Стога, понял Геннадий Игоревич, это строения, похожие на лохматый коттедж.

Слово же «сенокос» ассоциировалось у Геннадия Игоревича с картинами передвижников: плед, крынки молока и босые влажные женщины с пятым размером. Но, когда его привезли на луг, он как-то сразу сообразил — живописцы и тут «кинули». Эти гады вообще ходили на свои пленэры?

И тогда он спросил, возможно ли такое, чтобы стогами занимался кто-нибудь другой. А чтобы сенокосцам не было скучно, он прочитает всем увлекательную лекцию о деконденсации в вопросе формирования кварк-глюонной плазмы. Проводя оксюморонные связи между женским и мужским анатомическим строением, тесть сказал, что это решительно невозможно. Однако зять, чтобы не скучать, может читать лекцию и укладывать сено одновременно. Очень уж хочется мужикам узнать про деконденсацию. Последний раз она проходила у них очень тяжело.

Геннадий Игоревич приготовился оппонировать, но вдруг осознал, что уже возносится на стог при помощи двоих мужиков и дрына. Найдя себя на вершине мира, Геннадий Игоревич рассеянно осмотрелся.

— Верши, Гена! — рявкнул тесть и с надсадным кряком метнул наверх очередную порцию.

Тишина наверху подсказала, что работа стоит. Все отошли от стога, чтобы издали посмотреть, как Геннадий Игоревич вершит. Но Геннадия Игоревича, кандидата наук, на стоге не было. Примитивная логика намекнула, где он может быть.

Геннадия Игоревича унесло с вершины. Так исчезает с точки мяч во время пенальти. Рассвирепев, супруга кандидата послала в сторону папы выражения, совершенно несвойственные той атмосфере, в которой пребывают семьи ученых.

Придавленный копной луговых трав, Геннадий Игоревич лежал и вяло моргал. Пока летел, он успел пожать руки апостолу Петру, Санта-Клаусу и Рональду Рейгану. Из всего, что содержала сейчас память, осталось только «верши, Гена!». Но даже при глубоком анализе эта фраза не открывала перед ним никаких горизонтов. Хотя о каком анализе могла идти речь... После соприкосновения с землей из интеллектуального инструментария у Геннадия Игоревича оставались только вилы и хватательные движения.

— Геночка что-то говорит, — сказал тесть, не приближаясь. — Что он говорит, Ирочка?

Геннадий Игоревич говорил следующее. Он просил его поднять, зажать в его руках вилы и подвести тестя. Тесть пытался растопить лед. Он утверждал, что часть вины, конечно, признает. Не без этого. Ну а в остальном «только идиот не знает, как вершить, Гена». Геннадий Игоревич запоминал выборочно. Как только прозвучало «верши, Гена!», квантового физика подбросило на ровном месте и опрокинуло на спину. Тесть алгоритм уловил.

Решив доказать, что обезумевший ученый хуже обезумевшего носорога, Геннадий Игоревич загнал тестя в лес. Вдвоем они начали быстро прорубать просеку. Стоя на стоге, их путь можно было проследить по дрожащим верхушкам берез. Когда Геннадий Игоревич настигал тестя, тот кричал «верши, Гена!», и кандидат наук, словно битый током, подлетал и падал на землю.

Ближе к деревне устали оба. Геннадий Игоревич медленно брел за тестем и навязчиво обещал оставить жену сиротой. Тесть нехотя возражал. Как только дистанция между ними сокращалась до критической, наклонялся, отрывал стебелек. Совал его в рот и говорил:

— Верши, Гена!

После этого дистанция увеличивалась. К вечеру оба были в деревне.