EUR 107.4252 Позывной «Культура», или Что делать и петь артистам на передовой?
Первая от Новосибирской области агитбригада вернулась из ЛНР с любопытными впечатлениями
Новосибирские поэты Дмитрий Рябов и Евгений Бабиков, являющийся еще и директором ГБУК НСО «Областной центр русского фольклора и этнографии», вместе с сотрудниками центра, ансамблем традиционной казачьей культуры «Майдан» и вокально-инструментальным дуэтом в составе Юрия Курочкина и Сергея Соломина в начале марта вернулись из поездки в ЛНР.
Они выступали в госпиталях и военных частях и, по сути, это была первая агитбригада из Новосибирска, побывавшая буквально в пяти километрах от полосы огня.
«Музыканты, вылезай!»
По словам Дмитрия Рябова, Луганск показался ему чем-то похожим на Новосибирск, но, возможно, на это впечатление повлияло здание луганского цирка, который просто копия новосибирского — строили, видимо, по одному проекту еще в советское время. На луганских улицах редко можно встретить людей в форме, зато есть большой педагогический университет и два театра. Луганск, как говорят бойцы, — это такой тыловой город. Туда они приезжают в увольнительную.
Рябов Дмитрий. Фото Кристина Кармалита
Из Новосибирска агитбригада вылетела 28 февраля, а 10 марта вернулась домой.
— Началось с того, что у нас возникло желание поехать. А у казачьего ансамбля «Майдан» оказались хорошие связи в армейской среде, — рассказывает Дмитрий Рябов. — В этой поездке нам очень помогло министерство культуры Новосибирской области и еще много людей, чьи имена пока пусть останутся за скобками, прошу понять меня правильно.
В общем, загрузились мы в Толмачёво и полетели, а когда приземлились на одном из аэродромов ближе к месту событий, оказалось, что вот тут-то и начинается настоящая командировка — привычного комфортного трапа нет, а до земли три метра, и висит такая лестница из цепей. Спускаешься по этой лестнице на бетонку, а там тоже как в кино: сбоку какой-то ГАЗик летит, напротив — КамАЗ мчится, с одной стороны орут «Стройся!», тут же вертушки взлетают, а над тобой с этой цепочечной лестницы кто-то рюкзаки сбрасывает.
Фото предоставлено Дмитрием Рябовым
Уже стемнело, когда мы выехали в Луганск, но по пути неожиданно остановились в другом населенном пункте: «Музыканты, вылезай!» Оказывается, тут стоит одна из наших частей: «Ребята, поживете пока здесь, концерт дадите». Прожили там мы двое суток, все было поначалу очень непривычно — сколоченные нары, каша на завтрак, но в нашей агитбригаде почти все в свое время служили, так что вспомнили опыт быстро. Ну и концерт, конечно, дали в клубе!
«Ваше благородие» пели хором вместе с солдатами
— А потом уже был Луганск. Когда поехали из Луганска в Старобельск, было немного не по себе, потому что едешь — и окопы старые вдоль дороги. На обочине валяются противотанковые мины с выкрученными взрывателями, башня от танка, бетонные телеграфные столбы — одни как будто подломленные, а другие — как собака погрызла. И у населенных пунктов вывески с названиями все в дырках от пуль.
Фото предоставлено Дмитрием Рябовым
Как только мы приехали в старобельский госпиталь, привезли раненых. Наше выступление сначала хотели отменить, но потом главврач разрешил. Из палат вышли ребята — кто как смог, — начался собственно концерт. Мы немного опасались из-за острого содержания частушек, которые привезли, но почему-то как раз частушки зашли очень хорошо. И дальше мы уже особо не стеснялись.
Затем было Сватово, был Лисичанск, Горский и еще несколько точек, где стоят уже боевые части. Выступали даже на улице, а в одном месте командир части, куда мы приехали, обрадовал: «Мы вам клуб открыли, — говорит. — Клуб стоял полгода закрытый, там ни воды, ни света. А сейчас мы его открыли, чтобы нормально все, чтобы выступали на сцене». Правда, в клубе этом холодина — аж пар изо рта! Но ни нас, ни зрителей это не смутило. Да и как смутишь этих зрителей, если они полчаса как из окопов? Впечатление, конечно, потрясающее: выходишь на сцену, а наши парни сидят, и почти у каждого автомат у кресла стоит, например, а у двери, как мне показалось, еще и ручной пулемет пристроился... Жаль, фотографировать зрителей было нельзя.
Фото предоставлено Дмитрием Рябовым
В этой части служат наши земляки, и они ждали нас чуть раньше, даже плов приготовили. Но потом поездка отменилась, у них был другой приказ, а когда мы наконец приехали, плова уже не было. Зато были сало, тушенка и разные армейские деликатесы — в общем, по-сибирски хлебосольно!
Но самое главное, конечно, — это реакция зрителей и в госпиталях, и в частях. Хорошо слушали казачьи песни «Майдана», хорошо принимали стихи Евгения Бабикова, песни дуэта Юрия Курочкина и Сергея Соломина, а что-то общеизвестное, например «Ваше благородие, госпожа Удача», мы вообще хором пели со слушателями.
Я лично сначала опасался за свои несколько легковесные стихи, но во всех залах на них была почти одинаковая реакция: в первый момент вроде бы непривычно, а потом все улыбаются, начинают смеяться. С частушками та же история. Частушка ведь изначально очень гротескный, даже грубоватый жанр — мы такие и привезли, да еще на злободневные темы. Так вот, после первой частушки обычно была пауза две-три секунды, потом начинался робкий хохоток, а уж ближе к концу выступления смеялся весь зал. Кстати, в одну из частей, куда мы не смогли приехать, мы отправили частушки в записи — ребята прямо именно их попросили.
Про частушки и военных священников
— Что такое частушка в военное время? Это оружие, так сказать, ментального применения, они замечательно боевой дух поднимают, смех убивает противника в сознании бойца еще до реального выстрела. И пусть это грубо, пусть иногда и резко, но в данных обстоятельствах, я считаю, нечего стесняться.
Кстати, пропагандисты Украины этим занимаются уже давно, а мы все почему-то мнемся… Высмеивание противника — это вполне нормальная практика в режиме военных действий.
Когда мы выступали в одной части, половина зала там было женщин и ползала — мужчин, то есть солдат. Кроме того, пришел еще священник, и вот тут мы стали сомневаться — можно ли петь подобные частушки перед ним? Офицер, который нас сопровождал, специально сходил с этим вопросом к батюшке, и тот пожал плечами: «А почему нет?» И пока мы пели, я со сцены видел — священник тоже улыбался. Видимо, потому что отнесся к частушкам нашим, несмотря на всю их резкость, не как к бездумному охальничанью, а как к оружию особого свойства.
Этот батюшка, кстати, носит на военной шапке шеврон с надписью: «Мы попадем в рай, а они просто сдохнут!». Так что священники там тоже особенные — боевые.
Не как в кино
— Госпитали там, конечно, совсем не как в кино. Было ожидание, что, мол, приедем и как в советском фильме: артисты на сцене, люди в зрительном зале сидят в халатах с забинтованными руками, медсестры стоят. Но ничего этого в реальности нет, выступали мы ни в каком не зале, а в обычном коридоре. По обе стороны — палаты, двери в них открыты, чтоб и лежачие слышали. И в вестибюле мы выступали, народ туда собрался, и один парень даже плясал под казачьи песни.
Для чего агитбригады?
— Вообще, я себе не так представлял агитбригаду, но во время поездки многое прояснилось. Думаю, в следующий раз мы это учтем: на войне про войну и в госпиталях про госпитали не надо особенно говорить — надо про дом, про любимых...
Ребят, которые сейчас воюют или лежат в госпиталях, не надо принудительно мотивировать, они и так мотивированы выше крыши, у них тяжелая работа — им надо дать немного отдохнуть, развлечь их.
C собой агитбригада привезла еще много гуманитарного груза: сухпайки, лекарства. В госпиталях лекарства требуются всегда, это госпиталь и это война — лишним ничего не будет. Фото предоставлено Дмитрием Рябовым
Вот если вспомнить, для сравнения, какими были агитбригады в Советском Союзе, во время Великой Отечественной войны: в их программе была лирика, арии из опер, те же частушки, фокусники, юмор. К тому же программа в госпитале, например, может длиться не больше получаса — там же контуженые тоже лежат. Вот и получается, что в полчаса входит не больше двух-трех казачьих песен, две-три песни под гитару, частушки, несколько стихотворений. И хорошо бы, чтобы это был не один человек, а перемена была. А везти туда, например, большой хор с танцорами, при всем уважении к их профессионализму, не нужно. Потому что они смогут выступить только в Луганске. А солдат в увольнительной — давайте правде в глаза посмотрим! — вряд ли пойдет на концерт хора. Он скорее другие занятия себе найдет…
А еще мы узнали, что в госпитали и части, которые находятся совсем близко от передовой и на передовой, по словам солдат, вообще никто из культурных деятелей не ездит! Мол, доезжают только до Луганска. На линию соприкосновения не едут. Наверное, в том числе и потому, что нет маленьких агитбригад, а большую туда не привезешь. Ну вот что ты будешь делать в коридоре госпиталя с полусотней человек хора?
Фото предоставлено Дмитрием Рябовым
Там нужна мобильная команда, три-четыре человека — идеально, чтобы входили в легковушку. Нужны юмористические колкие миниатюры, нужно живое лирическое слово, а не громоздкие пафосные вещи.
Тут можно для примера вспомнить фильм «Торпедоносцы» по сценарию Германа — в сценарии есть такой момент, который, по-моему, не вошел в фильм: в клубе подводники сидят, выпивают. И главный герой подходит и спрашивает: «Чего ты, Вася, ушел со спектакля?» А тот отвечает: «Да ну их. Я только что вернулся из рейса, я на дне лежал, меня бомбили, я задыхался. И я в итоге прихожу в клуб, и мне показывают, как я лежу на дне, меня бомбят, я задыхаюсь, и я при этом еще и пою!»
Кто должен направлять агитбригады?
— Во время Великой Отечественной войны существовал такой орган — Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота (ГлавПУР). Оно занималось организацией агитбригад, газетами, писателями, артистами. Все писатели проходили по его ведомству, через ГлавПУР они попадали с агитбригадами на фронт. У ГлавПУР был свой ресурс, свои деньги и пайки, слушались его беспрекословно.
Фото предоставлено Дмитрием Рябовым
Сейчас этим, по идее, должно заниматься Главное военно-политическое управление ВС РФ — не знаю, делается ли что-то и насколько успешно. Да, есть отдельные выступления писателей и артистов, но массово это не происходит.
Кстати, нельзя и сказать, что вообще ничего не делается. Вот, к примеру, в нашей поездке нам очень хорошо помогали с организацией и многими вещами как раз армейские структуры, но кто будет заниматься фронтовыми агитбригадами системно? Вопрос остается открытым. А ведь бойцам это надо! Потому что у них уже есть патроны, еда, «броники» и коптеры — если где-то чего-то не хватает, люди помогают. А вот чего в прифронтовой полосе нет, так это возможности отвлечься хоть ненадолго, нет отдушины. Потому что в кино на войне не сходишь, книжку тоже не почитаешь: плохо себе представляю, как кто-то пришел с боевого задания и открыл Толстого — возможно, конечно, но очень сомнительно.
О силе убеждения
— Командир одной части нам сказал: «Когда мы в одном селе успели людей из церкви вывести, в которую их украинцы загнали и хотели сжечь… это было как в кино про Великую Отечественную войну. И я понял, что здесь будет тяжело…»
Как можно за такой короткий промежуток времени дойти до такого состояния? А все просто — это качественная работа пропаганды, использующей все виды воздействия, и искусство в том числе.
Кстати, советская военная поэзия тоже выполняла пропагандистскую функцию, но оставалась при этом хорошей литературой.
У нас пока ничего подобного нет, насколько я знаю. Никто до сих пор не написал ни второго «Василия Тёркина», ни вторую «Тёмную ночь», ни вторую «Землянку». Если вообще говорить о поэтах, то, на мой взгляд, Анна Долгарева — единственная, хотя и очень неровная, но поскольку фронтом пропитанная — у нее получается очень эмоциональная военная поэзия. Но военная поэзия и должна быть эмоциональной, это нормально!
Кстати, в одной части, помню, вышел солдат и спрашивает: «А можно я прочитаю?» Прочел что-то свое. А потом говорит: «Хочу книжку издать и назвать своим позывным». «А какой у тебя позывной?» — спросили мы его. «Позывной «Культура», — ответил парень.
АКТУАЛЬНО
