EUR 107.4252 Фронт и тыл в письмах земляков
«Катя! Детей сбереги…»
Мы жили в селе Волково Чулымского района. Я родилась в 1936 году, через пять лет началась война. Все ушли на фронт. Никогда не уйдет из памяти тот день, когда провожали на войну отца и других мужчин нашего села.
Проводы трудные, много слез, печали в глазах у матерей, жен. Мы, дети, понимали, что пришла беда, не мешали взрослым, сидели на печи и только поглядывали из-за трубы. Уходя, отец поцеловал нас, а маме сказал: «Катя! Береги детей, все сделай, но детей сбереги».
Самыми трудными были 1942 и 1943 годы, потому что природа тоже страдала, были очень плохие урожаи, зимой выживали как могли. Летом нам было легче, так как прямо по селу протекала речушка, росли камыши, и корни солодки нам служили и лекарством, и сладостями. Нарвем их много, а они, как веревки, в болоте тянутся, и мы старались достать их подлинней. Нарвем, тут же помоем и едим. Рядом в лесу было много медуницы, она тоже в ход шла: нарвем букеты и едим цветы и стебли. Стебли дягиля также считались лучшим лакомством. А когда созревала смородина, клубника, мы не уходили с полей.
Летом 1944 года случился пожар. Огонь шел в деревню. Все взрослые бросились на борьбу с огнем, а мы, дети, собирались и помогали друг другу как могли. И сейчас я поражаюсь, как по-взрослому помогали нам мальчишки, они действительно были защитниками.
По вечерам в зимнее время все женщины собирались в клуб и пели грустные песни, а мы тихо сидели на скамейках и слушали, как хорошо они поют.
Что это за время было! Все дружные, сплоченные, сильные, у всех общая забота — как помочь фронту, что делать в хозяйстве. А выжили только потому, что были одной семьей, делились всем. Даже сейчас, когда встречаешь соседей или односельчан, чувство такое, что это родные люди. При всей ситуации доброта среди людей жила очень долго. Жаль, что сейчас этого нет. Все живут только для себя, для своей цели. Это хорошо, но в случае беды, не знаю, будет ли забота о тех, кому тяжелее всего... Это вопрос...
Жаль, что нет ни одного фото.
З. П. ГОРДИЕНКО, р. п. Чик, Коченёвский район
«Тяжело досталась Украина»
Наша дивизия шла в направлении Киева. Освободили Сумы. В ноябре закрепились на правом берегу Днепра. Немцы взорвали мосты, а у нас была задача переправиться, захватить плацдарм на том берегу. Мы, радисты, нашли старые дырявые лодки, бочки. Сколотили плот, схватились за канат (саперы его натянули через Днепр) и пошли под бомбами. Страшно много ребят там погибло и просто утонуло. Вы не поверите, но по трупам в Днепре, а там были и наши, и немцы, можно было перейти на другой берег.
6 ноября 1943 года Киев освободили. Бои были ожесточенные. Немцы поставили задачу вернуть город. Не получилось. А за Киевом были Фастов, Белая Церковь, Свира. В Белой Церкви было действительно много церквей, а в некоторых — брошенные немцами склады продовольствия. Шоколад, масло, ром. Что могли, то они уничтожили. Но кое-что осталось. Помню лужи рома, вылившегося из пробитых бочек.
Тяжело досталось освобождение Украины. Под Киевом меня контузило. В тыл поехать я отказался, ходил в госпиталь на лечение и стал свидетелем, как судили троих предателей и изменников Родины — председателя сельсовета и двух председателей колхоза. На площади поставили виселицы. Прокурор зачитал, что каждый из них сделал: сколько молодежи в Германию отправил, сколько выдал коммунистов и комсомольцев, сколько хлеба отдал врагу. И приговор — высшая мера наказания. Один из предателей упал с разрывом сердца. Его подняли и мертвого повесили. Три дня они висели с табличками предателей. Те, кого повесили живыми, — черные, а тот, что умер, белый. Я считаю, это люди из той когорты бандеровцев.
Пётр ГОРЬКОВСКИЙ, гвардии майор в отставке, участник Корсунь-Шевченковской и Ясско-Кишеневской операций, освобождал Украину, Румынию, Венгрию, Австрию, Чехословакию
Именем Победы
22 июня 1941 года началась война с фашистской Германий, и весь советский народ начал жить по правилу «Все для фронта, все для Победы!».
Для сегодняшнего поколения страны некоторые поступки того поколения могут показаться удивительными. Взять хотя бы тружеников сельского хозяйства. Всем известно, что в то время на полях они работали буквально по 24 часа в сутки. Однако иногда они считали, что этого мало, и даже меняли названия колхозов, давая им созвучные с Победой. Вот примеры таких переименований по Сибирскому региону: «За крепость страны», «Крепи оборону», «Оборона СССР», «На страже Родины», «Сибирь на страже», «Колхоз на страже», «Защита Родины», «За Родину!», «Непобедимый», «Красный орел», «Советские орлы», «Красный победитель», «Красный доброволец», «Красный фронтовик», «Победим!», «Путь к Победе», «Ответ врагам», «Луч Победы», «К новым Победам», «Красный партизан», «Стрела партизана», «Опора Красной Армии», «Верный стрелок», «Партизан Сибири», «Ленинградский стрелковый полк», «Майский штурм».
Разве можно одержать Победу над народом, у которого даже названия колхозов и те говорят о Победе над врагом!
Владимир КОТЛЯР, бывший внештатный сотрудник Новосибирского областного архива, Новосибирск
Супруги Аксентьевы принимают поздравления с Днем Победы. 2015 год
«Отдыхали по два часа в сутки»
В битве за Родину в годы Великой Отечественной войны принимали участие около шести тысяч наших земляков — жителей Северного района. Две тысячи пали на фронтах, около четырех тысяч вернулись после победного мая 1945 года. Нынешний День Победы будут отмечать только семь ветеранов войны. Среди них Куприян Акимович Аксентьев. Вот как вспоминает ветеран о прожитых годах, о событиях Великой Отечественной войны:
«Я родился в 1927 году в селе Большие Кулики Северного района. В 1937 году наша семья, как и многие другие, подверглась репрессии. Отца забрали, у нас все отняли: и дом, и хозяйство. Пришлось жить в бане с тремя другими семьями. Младший брат заболел и умер. С матерью осталось еще четверо детей. Все пошли работать в колхоз, нужно было зарабатывать на пропитание. В 10 лет я уже был коногоном, выполнял различные работы: пахал, сеял, на лошадях ездили в город за горючим. В дороге находились по три-четыре дня. И лошади, и мы были на очень скудном пайке. Шло военное время, и с нас, 14–15-летних, спрашивали как со взрослых мужчин. 25 октября 1944 года, когда мне только исполнилось 17 лет, взяли в армию.
После пяти месяцев обучения отправили на Дальний Восток. На поезде довезли нас до Читы, практически до монгольской границы. Дальше сложили все снаряжение и боеприпасы на повозки, запряженные лошадьми, сами пошли пешком. Двигались огромной колонной. Бывало, объявят привал на 20 минут, но, пока оставшиеся бойцы подтягиваются, уже время истекает и снова надо идти. Кругом голые пески. Не было воды, жара стояла невыносимая. Отдыхали всего по два часа в сутки. Кто уже не мог идти, того сажали на повозки. Так мы двигались более двух недель. Впереди шел отряд, который копал колодцы, чтобы напоить людей и лошадей.
На границе с Китаем вступили в бой с Квантунской японской армией. Я был наводчиком 120-миллиметрового минометного орудия. Нахожу цель, подаю команду. Заряжающий вставляет мину в ствол миномета и производит выстрел по противнику. Часто бывало так: то они захватывают какую-нибудь сопку, тогда мы отходим назад, то мы отбиваем ее у них и опять двигаемся вперед.
В сентябре Япония капитулировала, мы стали выходить из Монголии. Заходили тогда из Читы, а вышли через Амур в Благовещенск. Дальше служба в армии продолжилась семь лет. Демобилизовавшись, я прибыл в свое родное село Большие Кулики».
Раиса АКИЛИНА, Северный район
«Жили трудно, но дружно»
Когда началась война, мне исполнилось девять лет. Жили мы в Елизаветинке бедно, но дружно. Отец погиб от холода, охраняя под открытым небом в колхозном поле необмолоченные скирды пшеницы. Получил воспаление легких, и зимой 1933 года его не стало. Мама Агафья Ивановна осталась одна с пятью детьми. Я был в семье самым младшим, мне тогда только полтора года исполнилось. 1933 год выдался неурожайным для нашей страны. Если бы не соседи Мартыненко, умер бы я от голода.
Старший брат Евграфий выучился на тракториста и работал на Юдинской МТС. Хорошо помню, как началась война. Я несколько раз уносил в поле брату повестки на фронт, но на трактористов была наложена «бронь», и он снова и снова из военкомата возвращался в свою тракторную бригаду и работал сутками. Когда гитлеровцы подошли к Москве, брата все же призвали на фронт. В 1942 году он воевал на Волховском фронте под Ленинградом.
Сестра Нюра вышла замуж за военного, их отправили на восток. Сестру Катю забрали в Новосибирск на военный завод. Мать ежедневно, как и все женщины, уезжала летом в поле на колхозные работы. Дома мы оставались с братом Виктором (ему было 11 лет). В 1942 году он, окончив четыре класса, пошел работать конюхом.
Я тоже летом работал в поле. Жили мы целую неделю в колхозных таборах (балаганах). Нужно было за один трудодень (от зари до захода солнца) вспахать гектар земли на лошадях или быках, пройти за плугом 55–60 километров почти голодными.
С едой было туго. Хлеба вообще не было, картошки хватало только до апреля. Капусту, свеклу, морковь, картофель сушили и отправляли на фронт. Картофель на посадку всю зиму бережно обрезали от ростков и хранили в погребе в золе. Огород копали вручную лопатами, так как лошадей забирали на фронт, а на тех, которые оставались, нужно было в первую очередь вспахать и засеять колхозные поля.
В субботу вечером пешком за 7–8 километров уходили в село домой, чтобы помыться в бане да в клуб сходить на вечерку. Потанцуем под гармошку и часа в три-четыре ночи уходим снова в табор, так как в шесть утра начиналась первая упряжка.
Самая трудная упряжка была вторая — с 10 до 15 часов. Ждали, когда появится белый флаг на таборе: значит, обед готов. Горошница и 200 граммов хлеба. Где только силы брали столько выхаживать за плугом? Лошади, быки не выдерживали, просто ложились в борозде, невзирая на угрозы кнутом. А люди стальными были.
Особо хочется сказать о женщинах. Как только они выдерживали такую нагрузку? Ведь нужно было день в колхозе отработать, а вечером дома переделать всю работу (и хозяйство, и семья, и огороды). Помню, как они всегда пели песни, когда ехали на работу. Видимо, это придавало им сил.
Моя сноха Лидия, жена старшего брата (он был на фронте, а за двумя ребятишками мать присматривала), летом жила в таборе, на быках в посевную пахала, на сенокосе работала. Зимой возила сено сразу на трех повозках. Загорелая была, а лицо все обморожено.
Сестру Нюру эвакуировали с Дальнего Востока в 1943 году с двумя маленькими детьми, она жила у нас, работала почтальоном. Как разнесет почту, приходит домой вся в слезах: ежедневно приходило по четыре-пять похоронок...
Н. П. КУДИНОВ, фронтовик, заслуженный учитель России, Чистоозёрный район
Фото с сайта www.wio.ru
Война как она есть
Лобаны? Деревни не помню. Там поле было… К фронту подвезли километров на десять, отсюда марш до передовой. «Вон там немец убитый лежит!» Ну и мы, как бараны, побежали смотреть: из тех, кто в вагоне, только двое до этого были на фронте, остальные молодые. Интересно ведь. Человек лежит... Первый убитый, которого я увидел..
Ночью достигли передовой, стали заходить в траншею, там то и дело какие-то чурки. А рассвело — это ж немцы убитые! Потом закопали их.
С неделю были в траншее, а потом та самая атака, первый мой бой. У немцев было так: сначала противотанковый ров, потом четыре траншеи. Утром начала бить наша артиллерия, за 15–20 минут дала мощный огонь, поднимешь голову — видно, как снаряды над нами летят. Потом наша очередь. Дошли до рва — немцы не стреляют, вошли в первую траншею, их там не было, ко второй — тут уже начался обстрел, но вошли и во вторую. И там тоже нет никого. К третьей — тут уж они молотили и артиллерией, и пулеметами. Многих мы там оставили. Но и в третью вошли. Огонь сильный, однако идем дальше — к четвертой. Все! Вот она! Нас отбросили, мы и упасть в нее не успели, отошли к третьей… А уже мало нас осталось, 40 или 50 бойцов из девяноста.
«Если окружат, то все, — говорит взводный, — капут!» Начал бить по нам реактивный миномет. Видно, как один аж в воздух подлетел от взрыва. Прячем головы в ямки. Чистяков, взводный, советовал документы и письма закопать, вот я и зарыл там в торф комсомольский билет и красноармейскую книжку.
Сидим в траншее, ждем. Связи с батальоном нет. Командир роты посылает двоих: «Идите вдоль провода, найдете прорыв — соедините». Те ушли и не вернулись. Тогда нас. Тоже вдвоем пошли. Нашли обрыв, зубами провод зажали, соединили, подключили аппарат, позвонили в батальон, в роту — проверили связь. Ротный приказал возвращаться. Тут снаряд... Моего напарника убило, а я до траншеи дополз и там только ногу на приступку поставил, как и меня в нее шибануло…
Награду вручали в госпитале, тогда орден Славы еще был редким. Весь госпиталь в белых халатах выстроился…
Павел Фёдорович САВЧЕНКО, ветеран Великой Отечественной войны, Кыштовский район. За участие в боях за деревню Лобаны Витебской области в составе стрелкового батальона 711-го стрелкового полка 215-й Смоленской стрелковой дивизии награжден орденом Славы III степени
Фото с сайта www.club-nikon.ru
«В детстве не было детства»
Когда началась война, мой отец работал в Ургуле Северного района председателем сельсовета. Помню, утром постучали в окно: «Александр Артемьевич, вставай, в совет вызывают!» Оделся быстро, ушел, мама встала, она работала дояркой и к этому времени уже не спала. Потом уже узнали, что началась война. По деревне бабы плакали. В тот год было сильное наводнение, горя хватало, спасали скотину, зерно, огороды стояли в воде, картошку не сажали.
Когда начали забирать мужиков, провожали всей деревней, я это хорошо помню, мне было 13 лет. В семье я была самая старшая, потом Коля, Ваня, Нина совсем маленькая, еще в люльке была. Мама уходила рано, и все хозяйство было на мне. Я всегда думала: «Как хорошо тем, у кого мама не доярка!» У нас детства не было. Коров доили по три раза в день, ферма далеко, а летом еще на летнюю дойку ходить нужно было…
Помню, встану зимой, как Нина заплачет, а спать так хочется! Сразу печку топить. Хорошо, у нас «железка» была, быстро тепло становилось. Потом затапливала русскую, туда чугунок с кашей или капустой. Щи так варили: капуста, картошка, а если мама молока с фермы принесет забелить щи — это же праздник! За чугунком лазали в печку по очереди. Коля залезет, а я его за ноги тащу, или он меня. У нас всегда макушки черные были.
Дрова сырые, топились плохо, да и за теми ехать нужно было в лес. Тогда не заготавливали на зиму, так что, бывало, и среди зимы в лес на быках. Снег по колено, а идешь рядом с быком, чтоб не свернул никуда, в валенки (хорошо, если не в чирки!) снег попадает, холодно. Затем вместе с мамой пилой двуручкой пилим сырняк, назад идем и хворост подбираем на растопку.
А летом начиналась работа. Мне было тогда четырнадцать. Нас всех соберут, посадят в кузов и везут на поля. И мы уж первые работники. Рвали осот. Какие там перчатки! Столько лет прошло, а я помню, какой он был колючий, но попробуй пропусти, председатель отругает, да и стыдно. Вечером песни поем, потому что все равно не уснуть, комары одолевают, курево разведем, только так и спасались. Утром чуть свет будят: работать нужно идти. Домой приедешь, тоже все надо успеть, ведь мама на ферме, все маленькие, за всеми догляд нужен. И ждали, когда же в школу пойдем, отдохнем...
Мы еще покрепче жили, мама хорошо шила, а у других и не было ничего: за лето на работах все издерут, и картошку копать только босиком. Начинается уборка, тяжело, но знаешь, что потом в поле не угонят. Мы еще и колоски собирали, потому что план нужно было выполнять. Говорили всегда: вот, мол, у вас тут тяжело, а там война, понимать нужно. Начали понимать, как первые похоронки стали приходить. Ургуль стоит на высоком месте, и, как придет к кому похоронка, далеко слышно было… Ну а утром — на работу...
В моем детстве детства не было. Я его не помню. Только знали, что план надо выполнить.
Мария Александровна НАЗАРЮК, Кыштовский район
АКТУАЛЬНО
