EUR 116.1410 Долгожданный «Князь Игорь»
Затем в афише театра премьерные постановки оперы Бородина появлялись в 1960 и 1987 году. И вот «Князь Игорь» — вновь на сцене НГАТОиБ.
Так получилось, что новое художественное решение оперы придумал главный художник театра, заслуженный деятель искусств России, лауреат Государственной премии России Игорь Гриневич. Три года назад им были созданы сценография и костюмы, но по ряду обстоятельств спектакль родился только сейчас.
Каким будет «Князь Игорь» в новом XXI веке — совершенно традиционным или иным, может быть, непривычно эпатирующим? С этими вопросами накануне премьеры мы обратились к соавторам художника в создании спектакля — режиссеру Тимофею Кулябину и дирижеру Евгению Волынскому.
— Тимофей, мы знаем вас как режиссера драматических спектаклей. Несмотря на молодость или, наоборот, благодаря молодости, режиссера неробкого и изобретательного… В период работы над этой оперой в прессе появились ваши высказывания о невмешательстве в готовый замысел, каком-то режиссерском минимализме…
— Это первая моя оперная постановка. И действительно изначально существовало решение сценографии, костюмов, пространства Игорем Гриневичем. А это очень много, особенно в оперном искусстве. Поэтому пытаться здесь вывернуться и что-то поломать — это совершенно безграмотно с точки зрения профессии. Моя задача очень точно и грамотно эту концепцию оправдать — найти в ней правду. А она предполагала как раз некий сценический минимализм. То есть это скорее моя задача, нежели сознательный выбор.
— А в чем в общих чертах концепция Гриневича?
— Там отсутствует бытовой план — привычные по классическим постановкам церковь, стяги, половецкий шатер, русский терем и так далее… Как раз все это он убрал. И хотя костюмы здесь исторические, это принципиальный уход от бытовухи, копиистики, подражательства, излишней архаики.
— А вообще при соприкосновении с оперой о князе Игоре этот пласт отечественной истории как-то в вас «зашевелился»?
— Это не новый для меня материал. Еще два года назад я задумывал поставить в «Красном факеле» «Слово о полку Игореве». Но там меня интересовали другие задачи: как архаичное слово сделать театральным. Был у меня такой период, когда хотелось ставить все, кроме пьес.
— Как ощущаете себя в роли оперного режиссера? Каково работается вам с актерами в этом жанре, добиваетесь от них драматической игры?
— Где-то драматической игры добиваюсь, кому-то достаточно просто держать форму. Потому что, помимо задач режиссерских, у них достаточно задач технических — вокальных. Все зависит от конкретного солиста, от конкретной партии, от конкретной сцены. Где-то подробно объясняю, где-то ничего не объясняю, ставлю задачи на уровне формулы — это сделать, это взять, это положить. Иначе можно любого солиста запутать, наговорив ему очень много про то, про это, про нить образа, про второй и третий план… Это не упрощение профессии: просто в опере другой инструментарий и отбор средств.
— Вы видели спектакли Дмитрия Чернякова? Это как-то повлияло на вас как постановщика оперы?
— Да, видел. Но мне никогда в работе не помогает просмотр чужих спектаклей. Помогает, становится полезным опытом только когда сам репетируешь и делаешь ошибки. Ни один просмотр, ни одна прочитанная книжка никогда не помогут так, как собственный опыт. Конечно, можно на умозрительном уровне понять: да, вот это интересно придумано, это вот таким образом сделано. Но пока ты сам не придешь на репетицию, не столкнешься с проблемой, не решишь ее, ничего не поймешь… Все испытывается только на своей шкуре.
— То есть здесь, в «Князе Игоре», ошибки есть?
— Думаю, масса. Но это внутренние мои ошибки, профессионально все будет чисто.
— Кто из коллег вам помогал осваивать новое амплуа оперного режиссера?
— Я сразу всем дал понять, что я клавир не читаю, специального музыкального образования у меня нет… И, безусловно, очень много мне помогали и дирижер Евгений Волынский, и хормейстер Вячеслав Подъельский.
— Премьера буквально на днях, 29 и 30 мая. Это будет уже готовое произведение или что-то придется в дальнейшем дорабатывать, уточнять?
— Разумеется, абсолютно готовое.
— Мы говорили о заданности концепции, и все-таки в новой постановке есть ваше личное высказывание, о чем оно?
— Есть, но я не буду анонсировать, про что оно. Кто будет внимателен, узнает это в финале…
Первый вопрос дирижеру Евгению Волынскому был такой:
— Опера Бородина писалась долгие годы и завершена была не автором. В ней есть длинноты, есть, в конце концов, огромный объем. В каком виде будет представлено сочинение на этот раз?
— Действительно, эта опера огромна. В прошлый раз мы с дирижером-постановщиком Борисом Грузиным открывали купюры и спектакль заканчивался в двенадцатом часу ночи, поэтому зрители просто не выдерживали, и мы теряли их как творческую единицу… Поэтому на этот раз нами сокращена линия побега князя из плена. Но чтобы публика все же поняла, что, как и почему, мы открыли несколько купюр, которые существовали в прошлой постановке. Кроме того, мы переосмыслили финал. Я надеюсь, зрители наш замысел поймут, поймут, почему он несколько грустен. Потому что здесь есть элемент покаяния князя Игоря перед народом. Хотя эпилог, договорившись с режиссером, мы все же сделали в мажоре и на форте. Чтобы сказать: вот еще одна история рассказана и закрыта. Но Россия жила, живет и надеется на будущее — именно на светлое будущее! Словом, мы попытались сделать спектакль, который несет не только информационный, но и высокий нравственный аспект.
— Что для вас в этой работе было самым важным?
— Главным для нас с режиссером здесь были партитура и история земли российской. Мы не собирались чем-либо специально удивлять публику. Пусть удивляется красивым голосам и его величеству театру. Понимаете, существует несколько русских опер и имен — Глинка, Чайковский, Римский-Корсаков, Мусоргский, Бородин, — которые олицетворяют вершины русской музыки, культуры и нации в целом. И «Князь Игорь» входит в эту пятерку вершинных достижений русской истории, музыки и культуры. Поэтому мы не ставили перед собой экстравагантных задач. Мы просто возродили произведение, которое Новосибирский оперный по своему уровню, статусу, творческим ресурсам должен иметь в своем репертуаре.
— Как вам работалось с Тимофеем?
— Меня все пугали: мол, он драматический режиссер да такой молодой. Ой, не знаем, ой, опасаемся… И вот теперь, поработав с ним, я со всей ответственностью говорю: я не помню спектакля, в котором так спокойно и грамотно был бы выстроен репетиционный план. Тимофей удивительно все распланировал. Поэтому мы совершенно спокойно, без истерик, конфликтов, стрессов и катаклизмов подошли к премьере. И то, что он какой-то другой — не оперный — режиссер, не чувствовали ни солисты, ни хор, ни я, дирижер… Что свидетельствует, в общем-то, о многом. Прежде всего о том, что человек он по-настоящему талантливый. Я лично просто счастлив, что работал с Тимофеем Кулябиным. А судя по тому, какой он сделал в спектакле финал, у этого молодого человека большое будущее. Говорю это не просто так: я проработал в Новосибирском театре оперы и балета двадцать лет.
АКТУАЛЬНО
