Террор по инерции… времени
Мое детство и юность прошли не в самых ухоженных и благопристойных районах Новосибирска — в Закаменке, на Восточном поселке, в Затоне и на Лесоперевалке. Здесь жила беднота, почти тотальная. Она больше других надеялась, что Победа над фашизмом принесет отрадные перемены. И прежде всего сытость, отмену карточек. Но этого не случилось. Голодуха сорок шестого года имела самые разные последствия, что обдуманно или невольно отразил и фильм «Ликвидация». Уголовка вовлекла в свои ряды много молодежи в то время. Криминал быстро набрал силу и влияние. Народ устал ждать счастья и хорошей жизни. И принялся «добывать» их своими путями — спекуляцией, коррупцией, воровством, а то и оголтелым бандитизмом. Сразу же уточню для правоверных и несгибаемых патриотов, что это, конечно, не носило массовый характер. И никакой армейской операции для подавления хулиганства, бандитизма и коррупции в Новосибирске не требовалось. Полагаю, впрочем, что и в Одессе тоже. Но инерция и философия того времени постоянно требовали крутых и быстрых мер. Они считались нормальными. По представлениям власти, к достатку и народному счастью можно было прийти гораздо быстрее. В сущности, тогда законность еще даже не нарождалась, хотя формально она и присутствовала в жизни. Гоцманы были редки в послевоенные годы и считались романтиками или чудаками.
Впрочем, в фильме «Ликвидация», на мой взгляд, актеры второго плана были лучше, чем первого. В том числе и потому, что они сумели мастеровитее выразить то время — сложное и… «поперечное». Это Фима, Нора, актриса из ресторана, неуловимый бандит Чекан и страстно любящая его любовница. Но особенно актер, сыгравший начальника военной контрразведки. Он мало появляется в кадре, но какой образ законченный! Перед ним стоит задача — ликвидировать бандитизм в Одессе! И он выбирает путь уничтожения всех подряд. То есть путь бессудный, неправедный. Мол, время такое.
Считаю, что эта инерция ответного террора, заложенная в истории нашей страны такими деятелями, как Ленин, Сталин и Троцкий, и оказавшаяся чрезвычайно живучей, сильно навредила нашему обществу и породила уйму кровавых иллюзий. Мы помним, как уже в наше время известный бравый генерал обещал одним полком за месяц справиться с восставшими чеченцами, и что из этого вышло. Мы помним, как трагически отразилась на распаде страны высылка целых народов в дальние края. Я уж не вспоминаю о ГУЛАГе, ссылке Сахарова и других деяниях советской власти. Поэтому, с моей точки зрения, фильм «Ликвидация» освещает не одно одесское событие. Он вскрывает корни многих явлений нашей жизни, забытых и до сих пор живущих. У нас сказано: сила есть — ума не надо. А при силе, может быть, надо еще больше ума.
Свою первую повесть «В мороз» я написал давным-давно. Напомню: она о столкновении честного фронтовика с бандитами. Повесть издавалась уже неоднократно. Но если повесть перечитать сейчас, то в ней легко увидеть некоторые аналогии с очень хорошим фильмом, о котором идет речь. «Природа» времени одна и та же. Она выражена не только во внешних приметах памятного сорок шестого года, но и в настроении людей, в ауре того времени, к счастью, как выяснилось, не забытого и сейчас.
К сожалению, актеры первого плана отразили его в фильме, скажем так, во вторую очередь. В их игре больше игры, чем естественности и правды. Она слишком видна, нарочита. Моему любимому актеру Меньшову образ маршала Жукова явно не удался. Потому, возможно, что есть некоторая нарочитость, предписанная сценаристом маршалу Победы Жукову. Он поставлен в какие-то «мелковатые» для полководца такого масштаба обстоятельства. Жуков, при всем том, что о нем уже написано и показано, еще, как представляется, не дождался своего звездного часа ни в литературе, ни в искусстве. И в «Ликвидации» это явно не звездный час. На этот раз, как это чаще всего и бывает, так называемые отрицательные и второстепенные герои переиграли главных. За исключением, полагаю, актера, который сыграл Академика.
Вредит фильму и чрезмерный одесский говор, все эти «тудой-сюдой» и «шо». В свое время мы с приятелем наслаждались этим говором, специально задавая одесситам самые разные, а то и идиотские вопросы. Мы их провоцировали на юмор — так он нам нравился. Но юмор одесситов скорее не в произношении, а в алогичности, в словесной аранжировке, в неожиданности ответов, в своеобразном отношении к жизни. У них иной взгляд на мир, чем у москвичей или сибиряков, например. В этом соль. Приведу пример, который я еще помню, — остальные забыл.
Идет по Одессе мальчик, озорноватый такой шкет лет двенадцати.
Спрашиваем у него:
— Ты не знаешь, как пройти к Чижиковым баням?
— Идите прямо, — ответил шкет, — не оглядывайтесь, ничего не бойтесь — и вы попадете к Чижиковым баням.
Почему мы должны были бояться и оглядываться — непонятно. Зато было смешно.
А вот совсем не смешно, когда в финале фильма Гоцман падает с разоблаченным Академиком и произносит свою коронную для всего фильма юморную фразу «картина маслом», а в это время у убитого наконец Академика проступает изо рта кровь.
Да и сам финал очень затянут. Двумя-тремя последними сериями вполне можно было бы пожертвовать. Хотя бы потому, что постоянно присуствующее до этого напряжение в «Ликвидации» исчезает, все уже понятно и разгадано.
Не дает, считаю, фильм и повода утверждать, как об этом написали «Известия», что «Ликвидация» не оставляет камня на камне от мифа, что у нас антисемитская страна. Страна, конечно, у нас не антисемитская. Но антисемитизм-то остался. Сейчас он проявляется сдержаннее и глуше, но одним, даже хорошим, фильмом его не искоренить. Правда, «Ликвидация» этому искоренению способствовала. Но «не окончательно и бесповоротно».