...И хочется жить!

Слишком неспешно и как-то обыденно, далеко от возвышенного, смею предполагать, пушкинского взгляда на историю развивались события. Простенько как-то все это. И поначалу спектакль держался, так показалось мне, на высоком профессионализме Кирилла Лаврова и Валерия Ивченко, которые, надо отдать должное, работали в спектакле без пресловутого «выхода», не провоцируя аплодисменты своей наработанной в кино популярностью.

Но нужно отдать должное терпеливым и достаточно искушенным в театральном искусстве новосибирцам: зал как бы затаился и тоже ждал. И вознаграждение за это ожидание наступило во втором акте. Наконец стала ясна — не побоюсь этого слова — концепция спектакля, и он, что называется, пошел: со сцены потянуло живым дыханием жизни, выкладывались артисты, заблестели глаза у зрителей.

Пушкина нельзя ставить плохо, это прописная истина. Вот вытянешь ли? Вот в чем вопрос. И как прозвучат сегодня, сейчас стихи и реплики, равнозначные шекспировским? И, снова честно, сначала появилось опасение за наших уважаемых гостей. Да, конечно, чужая сцена, да, разумеется, музыкальное оформление на стационаре лучше (хотя музыка Гии Канчели великолепна), но все же, все же…

И, наконец, в какой-то точке спектакля мы начали ощущать главное: боль за судьбу Родины, вечную проблему нравственности власти. Сначала она была лишь пунктирно обозначена сомнениями Лжедмитрия: надо ли проливать кровушку русских людей, стоит ли цель, превратившаяся в миссию, человеческих жизней? Но когда Годунов-Ивченко страстно ищет и внушает себе и сыну, что уж наследованная-то по закону власть уже законна и, значит, моральна, вот тут мы и ощутили, что подходим к самому главному и сокровенному в спектакле.

А потом — «народ безмолвствует». И великие слова эти, вложенные в уста Летописца-Лаврова, лишь подчеркивают задуманное. И остается на просцениуме горстка тряпья вперемешку с этим самым народом — лиц не запоминаешь — зачем — увы — они. Горько и сладостно: если есть это понимание в русском искусстве — от Пушкина до наших дней — трагической народной участи, значит, не все потеряно, значит, жить можно…

На снимке: артисты из Санкт-Петербурга на сцене ДКЖ по окончании спектакля.