Сын обыкновенного героя

Многие годы сибиряк Николай Шевцов искал сведения о пропавшем без вести на войне отце. Узнать правду ему помогла случайность

Об отце в памяти Николая Шевцова сохранилось единственное: раннее утро, кто-то наклоняется над их с Витькой кроваткой (они с братом — близнецы, в то время им было по два года), долго смотрит... Потом мать рассказала: с началом войны отца призвали в трудармию и только осенью — на фронт. В то утро он буквально на несколько минут заскочил домой попрощаться.

Больше отца они не видели. Последнее письмо от него пришло летом 1942 года. Заканчивалось оно словами: «Идем в бой за Воронеж». А в ноябре почтальон доставил извещение: Павел Шевцов 7 августа пропал без вести.

С тех пор прошло 70 лет, а в памяти сына, известного барабинского врача Николая Павловича Шевцова, до сих пор живы и то мимолетное свидание с отцом, и рассказы матери о том, как они все были счастливы до войны. Всю жизнь ему хотелось узнать хоть что-то определенное о военном пути своего отца, о последних днях его жизни. Считал это своим долгом.

Отец всегда был нужен
…Отец Николая Павловича был военным. Служил оружейным мастером в войсках НКВД. Семья жила по месту его работы: СибЛАГ, Орлово-Розовское отделение, третий лагерный пункт. Это Верх-Чебулинский район Кемеровской области, тогда — Новосибирской. В 50 метрах от дома — ряды колючей проволоки, зона.

Кого-то может покоробить само упоминание о СибЛАГе в бытовом, так сказать, аспекте. Но там тоже шла своя жизнь. Николай Шевцов тепло вспоминает о начальнике их отделения Козаченко, который старался накормить заключенных, обеспечить им хотя бы элементарные условия существования. Здесь выращивали скот, возделывали хлеб и занимались огородами. Рядом с зоной жили семьи военнослужащих — будто на поселении.

— Грех жаловаться, мы не знали жестокого голода, все-таки имели корову, в озере водилась рыба, — вспоминает Николай Павлович. — В остальном жизнь была как у всех детей военной поры. Современным мальчишкам и девчонкам она бы ужасом показалась. В школу, например, ходили за семь километров. Галоши у нас с Витькой были одни на двоих. У брата к учебе особого рвения не наблюдалось, а уж босиком в школу он бы точно не пошел. Так что мне приходилось отдавать ему единственную обувку, а самому по грязи босиком шлепать. Зимой нас в школу возили на санях расконвоированные заключенные.

— Чувствовали, что вы — безотцовщина?

— Конечно. Где кто набедокурит, первое подозрение падает на Шевцовых. В семье четверо пацанов, уж кто-нибудь из них, мол, точно виноват. У матери над дверью всегда кнут висел: на всякий случай. А в сорок пятом стали возвращаться фронтовики. Мишке Дубинину отец велосипед привез…

Четверо братьев Шевцовых завидовали Мишке не из-за велосипеда. Они тоже гоняли на стареньком отцовском. Но до слез хотелось, чтобы нашелся и их отец. Бывало же такое: долго в госпитале лежал или был в плену… Однако горя своего и тайных надежд мальчишки не показывали, к матери с детскими обидами не лезли. Напротив, рано повзрослев, старались снять с ее плеч всю мужскую работу в доме.

Хозяйскую науку им тоже преподавали расконвоированные зэки. Один валенки научил подшивать, другой — косить. С ними можно было и о жизни поговорить, дурному бы не научили. Тогда в их зоне и университетские профессора сидели, и священнослужители, и даже артисты.

— От работы в нашей семье никто не бегал. Даже гордость брала, что у нас получается вести хозяйство как надо. Виктор, к примеру, был мастер укладки сена на воз. Столько уложит, что мужики удивлялись: конь еле везет!

У войны долгое эхо
В среднюю школу Николай ездил уже за 15 километров. Впрочем, куда чаще добираться приходилось пешком. Последние несколько километров — через лес. Чтоб заглушить страх, всю дорогу песни горланил.

Потом были техническое училище, работа на строительстве теплоэлектростанции, армия. Дослужился до сержанта, как вдруг — подарок судьбы. В 1960 году вышло постановление правительства, разрешавшее военнослужащим со средним образованием поступать в вузы. Если поступит — увольнение до срока. И Николай не упустил своего шанса.

Батальонный врач посоветовал ему поступать в медицинский, сослуживец, выпускник политехнического техникума, «натаскал» по физике. Так парнишке с третьего лагерного пункта Орлово-Розовского отделения СибЛАГа открылась дверь в медицину.

Первый раз с войной лицом к лицу Николай Шевцов встретился во время службы в Германии. Однажды солдат повезли на экскурсию в Бухенвальд. Там уже был музей памяти жертв фашизма. Концлагерь стоял на пригорке, а ниже, всего в шести километрах, как на ладони знаменитый Веймар, город поэтов и музыкантов.

— Что творилось в душах пленных, когда они видели внизу мирную жизнь, где по цветущим городским улицам бегали дети, хозяйки с корзинками шли на рынок. А их существование — лагерные бараки, печь крематория и малая толика надежды на встречу с собственными детьми. Может, и у отца перед глазами стояли четверо сыновей и молодая жена, когда на него ехал немецкий танк?

Стучался, и двери открылись
Про немецкий танк Николай Шевцов узнал много позже. Поиски информации об отце растянулись на долгие годы. Исходной точкой стало извещение, что отец пропал без вести. На документе видны четкий оттиск печати: «524-й полк, 112-я стрелковая дивизия» — и подпись: «Ермолкин».

— Официальные запросы в архивы ничего не давали: «Среди погибших не значится», «В санитарных потерях не значится». В последней надежде читал мемуары военачальников, воспоминания солдат и офицеров в надежде встретить на книжных страницах родную фамилию.
Но у Николая Павловича по жизни такой характер — не сломаешь. Снова и снова он отправлял запросы, и однажды настойчивость была вознаграждена. Начальник Подольского военного архива, который несколько раз отвечал, что в электронных данных о 112-й дивизии упоминаний о Павле Шевцове нет, ушел в отпуск. На это время его замещала сотрудница, которая не поленилась просмотреть исходный, бумажный вариант документов. И ведь нашла! Была там дивизия, и отец Николая Павловича был, служил помощником минометчика третьей стрелковой роты.

Далее по историческим материалам легко было установить, где воевала дивизия в августе 1942 года. Это подступы к Сталинграду. Тогда армия Паулюса уже пошла в генеральное наступление на город. 112-я дивизия оказалась на острие этого удара. Танки шли стеной, а чем было обороняться? В руках красноармейцев — винтовки, автоматов — единицы и ни одного противотанкового ружья.

Трагедия произошла у разъезда Рычковский. При отступлении был спешно взорван железнодорожный мост через Дон, и часть личного состава дивизии переправиться не успела.

— Их попросту перемолотили немецкие танки, — с горечью завершает свой рассказ Николай Павлович. — Страшный конец…

В семье Шевцовых не сохранилось фотографии отца. Была одна, уже переснятая, а после смерти матери затерялась и она. Но сыновняя любовь оказалась куда более живучей. В январе нынешнего года Николай Шевцов побывал в Волгограде вместе с делегацией земляков — участников этой судьбоносной битвы. И еще ближе стал для него отец, обыкновенный герой войны.

ЦИФРА
За время Великой Отечественной войны, по официальным данным, 4, 4 млн военнослужащих Советской армии попали в плен либо пропали без вести