«Русское варенье» — рецепт приготовления
А уж стилистика, ассоциации, рифмы, намеки! Можно играть в то, кто больше найдет в произведении, написанном в 2003 году, перекличек-ауканий с классиком... И, в-третьих, хотя в театральном деле, наверное, во-первых: постановщиком спектакля является режиссер из маленького городка в Красноярском крае — Минусинска Алексей Песегов, который, как и его театр, известен всей России («Золотые маски» и проч.) спектаклями, доказавшими абсолютно опытным путем, что театральной провинции не существует. Если ты талантлив, честен в профессии и трудолюбив.
И вот мы беседуем с Алексеем ПЕСЕГОВЫМ прямо на малой сцене «Глобуса», в декорациях будущего спектакля, сидя за обеденным столом семейства Лепехиных. Алексей Алексеевич огорчен: заболела исполнительница одной из главных ролей. Хотя «сейчас самое-самое-самое время репетировать, поскольку основные компоненты есть, выверяются нюансы (актеры молодцы: атмосфера очень творческая, хорошая!), и надо только шлифовать, чтобы не было грязи...»
Но начался наш разговор с того, что после первого прочтения пьесы, которую предложили Песегову поставить в «Глобусе», «ощущение было достаточно сложное», и тем не менее интуитивно он сразу понял, что это очень качественный и добротный материал. А теперь вместе с актерами он влюбляется в эту пьесу все больше и больше.
— И все-таки, Алексей Алексеевич, что Улицкой надо «от Чехова»?
— Мы не делаем прямых ссылок и аналогий с Чеховым. Ведь зритель приходит разный: кто-то читал, кто-то его не читал... Мы достаточно реалистично рассказываем свою историю, осуществляя ее правдоподобное проживание. Словом, намерены представить публике такой нормальный русский психологический театр. Как нам кажется. Там есть, конечно, как и у Чехова, элементы абсурда…
— Как в русской жизни вообще...
— Но есть масса юмора, при этом есть грусть, какая-то тоска непонятная. Как у нас бывает: если мы не понимаем, отчего грустим, то неосознанно и настроение меняется.
— А в целом вы идете за автором или Улицкая для вашего спектакля лишь «подручный» материал?
— Ну не знаю... Если у нас с автором есть какие-то точки соприкосновения, если я «попадаю» в автора, а автор — в меня, то это очень хорошо, когда такое происходит. Понимаю, что вас интересует: сейчас действительно множество таких «авторских», в смысле режиссерских, театров, когда от драматурга ничего не остается — постановщики просто самовыражаются. Но я не из той категории. Мне не нужно, чтоб меня ЗАМЕТИЛИ. Я делаю так, как я чувствую. А совпадет это с Улицкой или нет, ей решать. Если приедет на премьеру.
— Ответ на этот вопрос обычно легче получить у актеров (они с удовольствием расскажут!), чем у режиссера... И все-таки: о чем ваш спектакль?
— Ой, я не знаю... Наверное, об определенном слое интеллигенции — эти люди живут среди нас. Но они вовсе не «лишние люди», как говорится о них в самой пьесе. Потому что, я считаю, стоит даже позавидовать какому-то особому духовному стержню, духовному началу, присущему им, несмотря на невыносимые условия, в которых они существуют. Они живут здесь, потому что здесь их родина, здесь их корни, потому что в этой церкви венчались и здесь похоронены их деды и прадеды. У них есть корни, и это в них прекрасно! Потому что многими это забыто сегодня, все такие стали космополиты...
К ним можно относиться по-разному. Они сами относятся к себе с иронией. И актеры это понимают. И жанр у нас определен как «ироническая почти комедия». Потому что герои наши не могут не вызывать улыбку. Но одновременно — и грусть, и ностальгию.
— Как говорится, «по жизни» вам дороги эти люди?
— Они мне нравятся, черт побери! Хоть они сами про себя говорят, мол, мы все время болтаем и болтаем... В чеховской «Чайке», тоже, по словам автора, много разговоров и пять пудов любви. Здесь много разговоров о любви, но поскольку это современные взаимоотношения, то о любви — не впрямую, а через мировоззрение героев, их мироотношение. Так как теперь каждый выживает, как может... Мы даже несколько иной финал, нежели у Улицкой, сделали: если до этого семья Лепехиных существовала достаточно формально, то в финале они объединяются. И если по тексту ни мама дочкам, ни они ей не объяснялись в любви, то в финале мы понимаем, что они все-таки любят друг друга. И горе, видим, у них общее... Хотя какое это горе? Старый дом сносят, и они переезжают в шикарный особняк...
— Алексей Алексеевич, а зрителям нужно сегодня «Русское варенье», вы уверены, что они услышат ваше послание?
— А Чехов нужен?
— Вот и я о том же...
— Думаю, нужен.
— И надолго? Мы его скоро исчерпаем, как вы считаете?
— Может быть, в Москве он скоро и надоест, но страна-то у нас огромная... Думаю, что Чехов, как и Шекспир, неисчерпаем. Кто знает, может статься, и Улицкой уготована такая судьба. Вот мы сейчас чем больше работаем, тем больше говорим об этой пьесе. Говорим, говорим, говорим. Актеры постоянно спорят о своих героях. Не со мной, а между собой. Я не люблю спорить: обычно или слушаю, или говорю сам. И тут действительно есть о чем поговорить, это не пустое времяпрепровождение. Хочу надеяться, для зрителей встреча с нашим спектаклем тоже станет не только отдыхом от повседневных забот.