«Живой»

Очнувшись, он идет дальше — теперь в компании двух боевых друзей в маскхалатах (Максим Лагашкин и Владимир Епифанцев), которых не видит больше никто, если не считать пьяницу на трамвайной остановке, любимую девушку героя да малого ребенка — чистых душ, коим позволено играть в ладушки с теми, кто отправлен смертью на 40-дневную побывку для присмотра за товарищем. Не то чтобы медлящим на пороге, но из-за дурацкой этой шашки захромавшим не туда.

Едва ли не больше всего «Живой» изумляет простотой — ненарочитой, органичной бесхитростностью. Здесь все на виду, но не напоказ, без малейшей рисовки. Русский вариант «Мертвеца» Джармуша? Несомненно. Но только перенесенный из насквозь игрового пространства вестерна в знакомую до икоты социально-бытовую среду, а из области метафизики — в плоскость морали. Эхо войны? Да, но без надсадных обличений. Просто так история наглядней.