EUR 92.9395 
Конкурс детских рисунков
Объявление смотрело на электрика Нохрина в лифте, пока он ехал к себе на седьмой этаж. Библиотека города объявляла конкурс детского рисунка.
Предлагаемая тема звучала расплывчато. Что-то про влияние книг на формирование человеческого облика. В лифте электрик Нохрин находился в состоянии этилового криза. Жены не было, посуду он мыл по пятницам. Было насмешливое настроение. Так что все сошлось. Он снова вернулся на первый этаж. Нашел на стенде «Наши дети рисуют» самый жизнеутверждающий, на его взгляд, рисунок. И от имени мифического мальчика «Гриша, 13 лет» отправил его на конкурс.
Через месяц внезапно победил. Внезапно, потому что электрик Нохрин давно уже никого не побеждал. Даже электричество давалось ему с трудом. «Нет побед без поражений» — именно этой фразой он приободрял квартиросъемщиков, поднимаясь в клубах дыма с пола и снова погружая руки в электрощиток. Иногда после этого площадка вновь становилась голубой от вспышки молнии. А Нохрин опять падал с лицом Луи Армстронга, взявшего на трубе самую высокую ноту. А тут вдруг выиграл.
Алгоритм получения приза невозможно было запустить, не имея тринадцатилетнего Гришу. Не было и речи о том, чтобы использовать для этого чьего-то ребенка в доме. Во дворе Нохриным пугали мужей. На улице электрик Нохрин подошел к цыганке с кучей детей и на пару часов попросил напрокат старшенького. Сошлись на двух тысячах. У Нохрина была только купюра в пять. Цыганка хотела дать сдачи трехтысячной. Пришлось купить тринадцатилетнему на вид мальчонке шоколадку, чтобы разменять.
Тринадцатилетний на вид старшенький оказался шестнадцатилетним по паспорту Василием. По дороге в библиотеку муж цыганки Василий почему-то называл Нохрина Ромой, хотя тот был Григорием, ел шоколадку и за полцены предлагал Нохрину парижский одеколон «Спартак». Запах одеколона приятно удивлял аутентичностью. Вырывающиеся из горловины верхние ноты символизировали арену с дикими животными и вытягивали за собой шлейф, который визуализировал раздевалку легендарной команды. Попытка похмелиться этой жидкостью могла привести к желанию забить гол куда угодно.
В праздничной атмосфере читального зала Василий смотрелся как молодой Исаак Левитан. Нохрин узнал на стене рисунок. Он наконец-то рассмотрел, что выбрал. Над распахнутой книгой сидел упитанный мужчина и, подперши ладонью благообразную голову, читал. Только аборигены Австралии не узнали бы в нем евангелиста Луку на пике своего библейского творчества. Цыган Василий писал как Франс Халс.
— Конечно, жюри отметило не мастерство копирования, а смысл, заложенный в работу, — сообщила женщина в очках, стоя перед рисунком. — Только в книге рождается человеческая мудрость! Дорогой мальчик, подойди сюда! — призвала тетя-библиотекарь мужа цыганки Василия.
Было заметно, что он чувствует себя среди книг неуютно. С картин на стенах на него строго смотрели незнакомые люди, из-за чего он уже дважды проверял молнию на брюках.
После длинной речи Василию наконец-то вручили приз. Огромный словарь Ожегова лег ему на руки, заставив слегка покраснеть.
— Я не понял, где деньги? — выделяя пот, изнуренный спиртным Нохрин переворачивал на улице словарь, тряс его, как дерево, и веером перелистывал страницы. — Деньги где?
— В дырочке посмотри, — советовал Василий, прищуривая один глаз и стреляя вторым в сгиб переплета.
Стало ясно: кинули.
— Сто пудов себе забрали, — сообщил Василий. — Купи дрель японскую? Сам бы сверлил, но детей поднимать надо.
Словарь Нохрин подарил нетрезвой гражданке Тонких.
— Ну, ты уж подпиши подарок, Гриша, — попросила она. — А то менты придут, спросят, откуда такие вещи в моей квартире...
Нохрин открыл словарь и подписал: «На долгую память от автора». И поставил число, расписавшись.
