«Я не смог бы быть олигархом»
Олег ЛИТВИНОВ, пасечник, автор стихов, 54 года, поселок Красномайский Новосибирской области
Я писал стихи всю жизнь. Даже в детстве сжег тетрадку в школьной кочегарке: мне ошибки орфографические исправили — обиделся. «Художника обидеть может каждый» — моя любимая поговорка.
Как стихи пишут? Когда влюбляешься! Лет двенадцать было, впервые влюбился. Ее звали Аллой. Мы общаемся до сих пор. У меня жена тоже Алла. Наверное, судьба, написали мне там сверху это имя — дружил всегда с Аллами. Все мои подруги, с которыми встречался, теперь мои друзья. Много ли их? Много! Мне жена всегда говорила: мол, как я-то попала в этот список? А как? Мать сказала: «Женись!» За шкварник — и в ЗАГС, вот и все дела. И я не жалею. Сам без отца вырос, не хотел, чтобы мой будущий ребенок так же страдал. Всегда обижался на отца, что он не с нами, что он нас бросил. Не знаю, жив ли. Как выпью, хочу написать в передачу «Жди меня». Может, какие братья есть на свете.
Я вообще влюбчивый. Даже фельдшер, мамкина подруга, говорила, когда взрослый стал: «За Олегом следи, ему нельзя влюбляться. Он может убежать». Но у меня это святое — семья и дети. Чем покорял девушек? Наверное, честностью. Не хитрил, не врал, не обещал жениться. Ни разу в жизни никого не бросил. Хотя пытался. Одна меня так любила, преследовала, я от нее убегал. Меня не устраивала ее семья, я боялся за своих будущих детей.
Технику я не любил, но всю жизнь на ней проработал. А вот коней, скотину — очень! В детстве мечтал коней держать. Может, это от деда: он был зажиточный, его раскулачили. Написал даже сочинение «Хочу быть конюхом». А учительница была недалекого ума — обсмеяли. Я на русский язык «положил». Поэтому раздельно или слитно — не всегда знаю. Но стал грамотнее благодаря компьютеру — ошибки красным подчеркивает.
Лет уже восемь, как пасекой живу. Пчела вроде муха, а умная! Чужой заходит — она его кусает, а я голый хожу — не трогает. У меня среднерусские — они злые, и карпатки — добрые. Я на ульях среднерусских написал «З» и «ОЗ» — «злые» и «очень злые». Из них мед можно забирать только один раз в году. Друзья говорят: «А чего ты ульи цифрами пронумеровал — 3 и 03, как скорая помощь?»
Меда получается фляг 20–40 и больше — от года зависит. Мы в семье флягу за зиму съедаем. А пергу, маточное молочко, не заставишь их есть. Я жене руку заворачиваю, чтобы ела… Мед — это моя работа. Сейчас как начну рамки делать — до весны буду стучать. Люблю все новое, старого не держу. Друзья местные приходят: ты должен цену поднять! А я, наоборот, поменьше делаю и на рынке долго не стою. Нынче со стихами продавал — у меня только отлетает. Я не люблю помощников, люблю все делать один.
Это инстинкт, наверное, мужской, самый древний — охота, рыбалка. Добытчик, словом. На охоте всегда соболей ловил больше всех. Думаю: а как бы пошел, будь я животным? И всегда поймаю! А сейчас животных жалко — ружье даже сдал. Не могу стрелять. Фотоаппарат — мое оружие. Нынче ехал с картохой на машине, стихи сочинял, как всегда, и на медведя чуть не наехал. У него задница — как этот шифоньер, и рост с него же. Когда на задние лапы встал, лапы поднял — я его рыжие подмышки увидел. Если б врезался, машину поломал.
Другой раз с медведем встретился нос к носу. Я в советские времена в колхозе работал. Пью чай, печенюшку откусываю. Конь храпит... Поворачиваюсь — метрах в пятнадцати медведица с ноги на ногу переваливается, а нос — с мой кулак. «Ну, капец мне», — думаю с матерком. Ни ножа, ни ружья. А коней я всю жизнь обучал. Наверное, на ипподроме таких нету, буденновская порода. Запрыгиваю, даже поводья не закидывал. Медведица встает — худая, голова круглая, грудь голая, как у женщины. Конь меня отнес метров на пятьдесят, разворачиваюсь, на нее скачу, кричу: «Я в рубашке родился!» А она не убегает. Я опять от нее, а как развернулся — косолапой нет. Тут я и напугался, аж вспотел. Мне потом ружье выдали, с которым в колхозе за деньгами ездили.
Когда гулял, любил выпить. Не только Новый год ждал, но даже пятницу. А сейчас — всё. Я и теперь люблю выпить — мозгами, а реально не могу. Внуки родились — ответственность, я — усатый нянь. Друзья возмущаются: «Что к тебе ехать? Ты не пьешь». А чего? Я не пью, но наливать-то могу.
Как я в лес попадаю, на рыбалку, на пасеку, — стихи прямо крутятся, я стихами говорю. Меня жена заставила записывать, как внучка родилась. Детских стихов написал штук двести за одно лето. Про правительство у меня стихов много. Кому читаю, говорят: бляха муха — всё правда!
Все в жизни сделал, а сожаление есть. Как думаю об этом — слезы. С матерью ругался, огрызался. Я такой с детства, как ежик. Мне с пчелами легко. А с людьми тяжело.
Главный показатель человека — честность и справедливость. И сын у меня такой же, прямой, как палка. Чувство справедливости у меня обостренное с детства. В электричке еду — за любого схватываюсь. Хоть и ростом мал. Вообще дурной по жизни.
Счастье — это не делать в жизни гадостей.
Я не смог бы быть олигархом, я все раздаю. Олигархи жадные. А мне ничего не жалко. Я вот как одет — как колхозник хожу.
Жена ругается, что ничего себе не оставляю. Я вырос без отца, и мне приятно детям все отдавать. Получаю от этого удовольствие. И рыбу с рыбалки всю раздаю. Зачем ездил? Ради вдохновения.