EUR 104.8660 Хотел бы в единое слово я слить свою грусть
Доктор филологических наук Петров вышел на балкон покурить. Затягиваясь, он вялым взглядом рассматривал посветлевшие окрестности. Эфирность состоянию профессора добавляли еще не выветрившиеся пары, коими вчера клубился его юбилейный вечер.
Ночью пытался пойти дождь. Тужился, но ничего, кроме сита, с неба выдавить не смог. Дороги и тротуары к рассвету успели просохнуть. И лишь там, где асфальт был посечен трещинами, сохранились влажные полосы. И теперь эти швы проступали по серому — черным. Они украшали улицу кельтскими узорами. Профессор вел взглядом, любуясь ими, как завитушками на стекле в крещенские морозы. Смотрел и сожалел, что вскоре вся эта красота высохнет. И не успеют ей порадоваться люди. Петров восхищался красотой до тех пор, пока взгляд не доехал до дома напротив. И филолог замер.
Он стоял на балконе девятого этажа и читал ясно проступающее мокрыми швами тротуара слово из трех огромных букв. Первым делом появилось подозрение: это кто-то из хулиганских побуждений написал кузбасслаком. Уж слишком большую грамотность проявила природа — три равноудаленные друг от друга, правильной формы буквы. С другой стороны, хотел бы кто написать из смертных, над последней буквой слова он непременно поставил бы знак «кратка». С третьей же стороны, без этого знака надпись на асфальте выглядела еще более зловеще. Поскольку обращалась не к одному лицу, а ко всему человечеству.
Это было безобразие. Слово высохнет, но завтра снова польет. А скоро в школу пойдут дети. Натянув трико и майку, профессор вставил ноги в тапочки. Разыскал в прихожей топор и вышел на улицу.
Ум филолога работал прагматично. Если добавить пару линий, слово примет иное значение. Так даже «Горе от ума» можно переделать в справочник Видаль. Перейдя дорогу, он стал искать работу для корректора. Прицелившись, рубанул среднюю букву посередине.
— Очень хорошо, — раздалось за его спиной.
Обернувшись, он увидел молодого человека. На человеке были форменные брюки и похожая на милицейскую фуражка под мышкой.
— И самое главное, ровно как, — похвалил молодой человек.
— Вы бы лучше помогли, — раздраженно отозвался профессор Петров. — Здоровый как конь, а старик рубит.
— Старик не рубит, старик жжет, — поправил молодой человек. — Но вы жжете не в том месте. Нужно вон там… — он показал где. — Запятую над последней буквой.
— Запятую над буквой?.. — вскипел доктор филологических наук. — Ты где учился?!
В дежурном помещении Петрова посадили на лавку. Дежурный сержант стал автоматически писать в протоколе: «Бегал по улице в пьяном виде с топором, приставал к прохожим…». Молодой человек вернулся и протокол переписал. Из текста следовало, что ни к кому Петров не приставал. А просто вышел пьяный из дома и стал вырубать на тротуаре матерщину. Но это меняло только формальную сторону дела. Объективно выходили те же сутки и рубли. Петров потребовал адвоката. Адвоката не дали, дали начальника отдела.
— Были на улице? — спросил тот, попутно делая еще два дела.
Был, признался академик. В науке есть такое правило: нельзя отрицать очевидное.
Начальник спросил, был ли Петров пьян. Здесь определенности ученый не обещал. Так как все относительно. Подполковник должен это знать. Тогда начальник поинтересовался, имелся ли в этот момент у Петрова топор. Полицейские — они иногда как дети. Словно не понимают, что рубить асфальт без топора невозможно.
Это записали в протокол, все по-честному. Петров подписал. И потом долго объяснял судье, что в своих действиях руководствовался принципом противопоставления однокоренных слов, если проще — аллеотетой. Судья предложил продолжить. Профессор пошел более простым путем. Он объяснил судье, что полиция путает хулиганство с риторической фигурой в его действиях. Чтобы было понятно, своими словами — с бделигмой. Судья ответил, что не нужно прибегать к аллегориям. Диафору целесообразно рассматривать не как тип антанаклазы, а как самостоятельный прием. Он жил в соседнем доме и в то утро тоже выходил на балкон покурить. Поэтому взял с филолога обещание больше не вмешиваться в создаваемую природой литературу. И Петров уехал читать лекции за границу.
