EUR 105.6891 Сибирской беговой традиции посвящается
У Ломакина всегда такая тактика была: он со старта отрывался от основной группы и потом просто контролировал дистанцию.
Ноги у него были сильные, легкие, просторные. Он пулей улетал со старта. Включал турбину и уходил за линию горизонта, вперед. За ним, конечно, пытались зацепиться. Но через километр отставали. Все были уверены: не пройдет и четверти часа, как они снова увидят Ломакина. Он, прозрачный, будет лежать на спине и пытаться выжить. А волонтеры — заталкивать ему в нос вату с нашатырем.
Но Ломакин не собирался умирать. Ломакин любил бегать. Он бегал везде, где объявляли. Если месяц не было стартов, у него заострялись скулы и потухал взгляд. Он мог надерзить и даже пнуть автобус. Но тут в Сызрани объявляли годовщину города. И Ломакин тут же покупал билет. Он бегал на годовщину города в Биробиджане. На Дне сыра в Вологде. На празднике огурца в Суздале. На Дне физкультурника он стартовал сразу в двух городах. Пробежав десять километров рано утром в Барнауле, он с медалью и брюками в руках побежал на вокзал и уехал в Бийск. Успел прямо к старту. Штаны у старта бросил, а медаль снять забыл. Так и бежал до финиша десять километров с медалью. Он побеждал везде и всегда. Он был как ветер.
У Ломакина имелось 18 новых электробритв «Бердск» различных модификаций. Те, кто оказывался у него дома впервые, склонялись к мнению, что он их коллекционирует. Такая узкая специализация. Но потом замечали девятнадцать новеньких радиоприемников. Жена требовала от Ломакина участвовать только в тех забегах, где победителю вручается говядина и картофель. Она ничего не понимала в полумарафонах.
Но сегодня был праздник. Он полгода откладывал деньги жены, чтобы бежать марафон на Камчатке. Там была какая-то годовщина, кажется.
Дистанция брала начало в Вилючинске. Выходила за город, петляла по природе и снова возвращалась в Вилючинск. И так три раза. Итого сорок два километра и сто девяносто пять метров. Ломакин снисходительно посмотрел на соперников. Те же и сотня луноходов. Это все равно что затеять забег с пингвинами.
После грохота стартового пистолета Ломакин включил ноги. Он напоминал гепарда. С такой скоростью не начинал ни один чемпион мира на стометровке. Соперники скрылись за поворотом. Закончился и город. Наступало время, когда Ломакин включал круиз-контроль и начинал думать о приятном.
Первый медведь показался минут через 40 после старта. Он сидел у реки. В его зубах билась малиновая горбуша. А сам он сидел неподвижно и не сводил изумленного взгляда с Ломакина. Когда животное так смотрит, это значит, говорят животноводы, что оно видит что-то впервые в жизни.
Часы на запястье показывали: четверть дистанции за спиной. Петля возвращала Ломакина в город. За леском начинался недавно оставленный Вилючинск. Но вместо него Ломакин снова оказался у реки. Только уже у другой, кажется. Вылетев из леса, он увидел троих местных, активно тянущих сеть. Появление Ломакина их взволновало. Один из местных метнулся к лодке и вернулся с чем-то очень похожим на багор. Через мгновение Ломакин бежал в обратном направлении, а за ним, не желая оставлять живого свидетеля, мчались три японских браконьера.
Оторвавшись от них, Ломакин взлетел на пригорок. И увидел то, что на дистанции марафона ожидал увидеть меньше всего. «Лондон — 8226», «Токио — 2429», «Сочи — 7798», «Вилючинск — 63». Все это дело было прибито к столбу и торчало в разные стороны.
«Как это 63?» — подумал Ломакин и стал искать север по мху на деревьях. Ближе к вечеру он нашел еще один столб. Информация на нем утверждала, что Ломакин сейчас ближе скорее к Лондону, чем к Вилючинску. Ломакин интуитивно выбрал направление и оставил после себя только облачко пыли…
Когда стемнело, к нему прибился олень. Дальше они бежали вместе. Вдвоем спокойнее, решил Ломакин, слыша в темноте, справа и слева, подозрительное чавканье.
Через три дня вертолет пограничной службы обнаружил бегущего по Чукотке человека. На нем был номер, и он возглавлял стадо оленей в несколько сотен голов. Человек приближался к покинутой эскимосской столице Наукану. При спасении он оказывал сопротивление и спрашивал дорогу на Вилючинск.
Ломакин даже в палате пытался бегать. Было решено назначить успокаивающее.
