Без тепла лед не растает

Приезд редакции газеты «Сельская правда» к своим подшефным, старичкам из Комарьевского дома милосердия, подходил к концу. Уже спели песни работники сельского Дома культуры, выступила редактор Наталья Ильинична Берлова, вручены были новогодние кулечки в каждые руки, и многие уже расходились. А женщина, которую звали Вера Андреевна, стояла и ждала ответа. Смотрела, не мигая, невидящими карими глазами и жаловалась, что самого главного в них нет — света.

Она вырастила троих детей. Пишет сейчас один. Редко. Далеко живет. «Аж в Воронеже». В Довольном есть дочь. Однако...

— За четыре года она ни разу не попроведовала меня, — горестно сокрушается женщина.

Но без ветра не бывает бури, без тепла не тает лед, без весны не прилетят ласточки. На все есть причина и следствие. Почему не приезжает дочь к матери? Вера Андреевна неубедительно сослалась на строгость ее мужа.

— А мне недавно даже внуки звонили, — неожиданно раздался тоненький голос маленькой седенькой бабушки, назвавшейся Катей. У нее такой тихохонький голосок, словно шелест опавших листьев.

Екатерина Тимофеевна Милютина, ветеран Великой Отечественной войны, рассказывает, как ездила к сыну в Ангарск, но со снохой не сладилось. Стала проситься обратно. А тут уж ей «так хорошо, дай Бог здоровья заведующей Антонине Дмитриевне Михиенко, потому что второй раз ее сюда взяла».

Вошел крепкий на вид старик. Осанистый, бодрящийся. (Совсем не скажешь, что ему без года восемьдесят. Это потому, что он не пьет и не курит.) Иван Николаевич Могильный почему-то пропустил наши новогодние поздравления.

В прошлом он отличный механизатор. Более того — кавалер ордена Красного Знамени. Родился и вырос в Травном Доволенского района, повидал немало мест за «историю своей жизни», от Улан-Удэ до Кавказа, и понял, что лучше его деревни нет. Когда жизнь забрасывала в чужие края, он всегда стремился вернуться в свое Травное…
Какое приятное воспоминание о минувшем будет греть ему душу в предновогодние дни?

О! такие вопросы нельзя старикам задавать! Показалось, безобидное, но… не пережитое все кровоточит. Словно незаметным движением руки открыли невидимый кран. Глаза наполнились, собирая горечь прожитых лет, и хлынула через край одинокая слеза, заструилась дорожкой по щеке.

Вроде и не в тему сказал срывающимся голосом, но — самое дорогое, ради чего жил на земле.

— Когда нам вручали медали на 60 лет Победы, наши местные артисты спросили, кому что подарить. Я сказал: «Мы родились и выросли в деревне. Вы спойте нам «Русское поле»...

К первой добавилась вторая дорожка, и он все вытирал, вытирал их и рассказывал свою историю. Как жил в Томске, но рвался домой...

К Новому году дети (и не только они) всегда желания загадывают. А эти старики? Чего они желают? Может, как ребятишки из районного социального приюта, чтобы их на каникулы забрали домой? Или позвонили, попроведовали близкие? Ведь старики — те же дети, только спрятанные за морщинками и сединой.

— Мира на земле! Мира! — загалдели со всех сторон. — И здоровья!

— Тапочки, которыми нас обеспечивают, это все ерунда. Мира, дружбы между людями! Чтобы не было войны!

— У меня два деда было, — тонко всхлипнула баба Катя, — не курили, не пили. Мне их жалко до слез. Зашмыгали сидящие рядом, а Вера Андреевна, словно кто ей знак подал, тут же затянула:

— Так будь-те здо-ро-вы, жи-ви-те бо-га-то, а мы у-ез-жа-ем до до-му, до ха-ты. Е-ще вам же-ла-ем, чтоб в год по ре-бен-ку у вас на-рож-да-лось... А что, родить вам? Щас!

Неожиданно свернула рупором ладони, приставила их ко рту и раздалось детское: уа-уа!

Это у них вроде забавы…

— Пойдемте петь, — промокнув слезы, скомандовала Вера Андреевна. За ней засеменили несколько человек, и вскоре из глубины дома донеслось дружное пение.

…Когда они были молоды и у них были семьи, каждый Новый год ожидался с радостью и надеждой. Ходили на елку, праздновали. И была молодость, и было веселье.

Здесь в Новый год тоже поставили елку, 28 старичков и бабушек получили сладкие подарочки. Может, детишки из садика придут, споют песни. А поздним вечером наедине с собой все равно они будут лучшие годы вспоминать, лучшие минуты. И хотя говорят они, как Прасковья Ивановна Стружук, что ничего хорошего не видели, все равно это было — было! — в жизни каждого.

Крепко прижавшийся к материнской груди сынок, первая помощь маленькой доченьки, детская ладошка в сильной руке взрослого, легкая тяжесть малыша на крепких плечах отца... Это самое дорогое, что остается с нами на всю жизнь, ибо трудовые достижения, какими бы они грандиозными не были, идут не в счет, когда основное, природное, назначение человека — материнство и отцовство — остается неудовлетворенным.

Порой нам не хватает душевной силы, чтобы простить. Простить самого близкого, самого родного, дорогого человека. Пусть даже причинившего очень много самой больной боли.

Прощение — это освобождение, выход из плена. Это маленькая ступенька к вершине, на которую можно подняться, сделав над собой немалое усилие; и ступенек этих бесконечное множество. А вершина — это мудрость.

Пусть же смягчатся разгневанные сердца и великая сила прощения очистит вас, наполнит новым смыслом и той небывалой легкостью и счастьем, которые обретаются только через величайшее прозрение — любовь и прощение. Да будет так!

На снимке: в доме престарелых встретились старейший журналист районки Анатолий Иванович Учаев и бывшая секретарь-машинистка «Сельской правды» Прасковья Петровна Ясакова.