Кинг-Конг жива, или Мне нравится, что вы больны не мной…

Никаких клубов паркура тут не будет, сказал депутат Шмелько. Паркур — явление маргинальное. Его придумали хулиганы, чтобы скрываться от участковых. Еще и площадку для тренировок им выдели. Паркур, заключил Шмелько, увлечение для слабоумных, не имеющих цели в жизни. Поэтому никакого клуба не будет. То же самое с собаководством. Собаки кусаются.

Чтобы объяснить, кто занимается паркуром, Шмелько бросил на стол газету. В ней писали, что из зоопарка сбежала горилла Клара и потом долго бегала по городу. Просители в раздражении ушли через балкон, кувыркаясь с пятого этажа на менее рослые строения.

Статья про гориллу Шмелько взволновала. Еще эти паркурщики довели. Он чувствовал легкое головокружение и усталость. «Вот так выходишь из горсовета, а там — горилла», — думал он, выходя из горсовета.

Все это время улица жила своей жизнью. Постукивали однообразно в обе стороны трамваи. Нагревались в мангалах остановок пассажиры. Корчились на обочинах брошенные самокаты. По улице в фургоне везли сбежавшую из зоопарка гориллу. Сутки назад жаждущая романтических отношений Клара разогнула руками прутья. Вышла из клетки и отправилась на поиски явившегося к ней в заточении образа: мощный зад, свисающая над животом грудь, надежные кривые ступни и выразительные губы. Интуитивно двинула в Африку, спрашивая дорогу у прохожих. Получала противоречивую информацию. Заблудилась, как часто бывает со всеми пребывающими в любви девушками. Взяли. И теперь везли обратно.

Появившийся из здания горсовета Шмелько чуть не разорвал сердце Клары. Она ждала совпадений, но не предполагала, что придуманный в щемящей тоске мужчина существует. Одним движением откинув задний борт вместе с дверью, Клара сошла.

Опираясь на кулаки, она мчалась навстречу своему счастью. Увидев перед собой гориллу, изо рта которой шнурками свисала слюна, Шмелько почувствовал себя нехорошо. Выпустив портфель, он бросился по улице. За ним, как сбитые кегли, катились в разные стороны урны.

«Он играет со мной», — поняла Клара и почувствовала, как в животе порхают бабочки. Ну что ж, подумала она, значит, срастается. Но когда побегут на­оборот, она не будет так стремительна.

Когда дистанция сократилась до критической, Шмелько оттолкнулся от земли. Взмыл ввысь, ухватился и одним движением забросил себя на козырек подъезда. Увидев уже сидящую там огнедышащую гориллу, сиганул в пропасть и перелетел на балкон. Проявляя чудеса гуттаперчивости, стал прыгать с балкона на водосточную трубу и обратно, поднимаясь все выше и выше. Из окон здания горсовета с интересом наблюдали за этими событиями.

Обезьяна осталась внизу, с облегчением подумал Шмелько. Но в этот момент он увидел протянутую ему сверху волосатую руку. Взобравшись на крышу, Шмелько обнаружил, что горилла его ждет и здесь. Она скалилась как бомжиха и хлопала себя по заднице. Раздавался звук, словно палкой били по забору. Одичав от ужаса, Шмелько за несколько секунд пересек расплавленную солнцем крышу. Ботинки прилипали к вязкому рубероиду, и в конце концов он остался без них. Не веря в то, что делает, с разбегу оттолкнулся от края крыши и оказался на соседнем здании.

«Любит», — решила Клара и быстро перебралась к Шмелько по натянутым кабелям.

Шмелько соскочил с крыши девятиэтажки на крышу пятиэтажки, перекатился и бросился бежать, закидывая тело назад. «Не любит», — поняла она и ускорилась. Оторвав один из проводов, Шмелько снялся с крыши за мгновение до того, как попал в объятия Клары. Описав кривую, он с грохотом влетел в окно книжного магазина. Подтянул брюки, расплатился за оказавшийся под мышкой томик воспоминаний Белозеровой о Булгакове и спустился вниз.

На больничном Шмелько пробыл недолго, всего два дня. Он был целым. Вызывали сомнения только его настроения. Проблема была в том, что в тот день все видели Шмелько, но никто не видел гориллу.