Толкин навсегда

Во вселенной много­этажного дома, в котором живет Китаев, обнаружились все признаки толкиновской галиматьи. Во дворе и на прилегающих территориях шла битва воинств. Действующая и претендующая управляющие компании сходились в смертельной схватке за обладание Печатью Зла. Время от времени в бухгалтерии вылетали двери и одна из сторон, сокрушив врага, уносила печать. Но не успевали победители прикоснуться печатью к символу вечности, как зализавшие раны проигравшие врывались в бухгалтерию и брали печать силой.

В это огнедышащее сражение обманом и посулами вовлекались доверчивые гномы и хоббиты. Из самых исписанных в прямом и переносном смысле подъездов. Ввергнутые в пучину обмана, они ходили по квартирам людей, которых осталось не так уж много, и просили подписать петицию о смещении сауроновской власти. Иногда путали адреса и нарывались на представителей сауроновской власти. И тогда их били. Без ненависти, экзистенциально вдумчиво.

Складывалось впечатление, что на кону не типовая девятиэтажка, построенная в те годы, когда энты правили миром, а гора Эребор. В подвалы которой гномы натаскали тонны золота. Но в подвале жил не Смауг, а пятеро таджиков из Малого Средиземья. Они выходили из подвала рано утром, возвращались поздно вечером и понятия не имели ни о каком золоте.

Пришли с квитанцией и к Китаеву. В ней мелкими буквами и еще более мелкими цифрами сообщалось, что он является инвестором какого-то капитального ремонта. Поскольку сумма слегка превышала смету реконструкции дворца в Гондоре, он сообщил, что это не к нему. «И куда же нам?» — простодушно поинтересовались хоббиты. Китаев молча смотрел на них и мысленно подыскивал уголок, где бы поостерегся снять брюки даже Азог Осквернитель. Он обнаружил этот уголок. Хоббиты заглянули ему в глаза и узнали это место. Отчего стали кричать неразборчиво, что-то вроде «хватит нас насиловать». Или же «это нам не по силам». Китаев закрыл перед ними дверь и пошел пить чай. Но чайник был холоден, как роса у подножия Медусельда. Вот уже две луны, как хоббиты отрезали в доме электричество и водопровод, чтобы сломить осадой защитников дома.

Как сказал Гэндальф, явившись в образе электрика, дни всеобщего дружелюбия миновали. За ним тянулся шлейф горной свежести, запах не оставлял сомнений в источнике ее происхождения. Признать неизбежность опасного пути во тьме, добавил Гэндальф, когда все другие дороги отрезаны, — это и есть истинная мудрость. Вместе с ящиком, в котором, предположительно, находились инструменты, он дважды садился на пол в коридоре и предавался раздумьям.

Словом, делал все возможное, чтобы доказать: к проводке допускать его нельзя ни в коем случае. Иначе померк­нет свет не только внутри горы Эребор, но и на небосводе над нею. Но вскипятить чайник все-таки было нужно.

Китаев легкомысленно предложил Гэндальфу разуться, и он тут же наказал его за это. Носки волшебника источали все ароматы Мордора. По ходу его движения не только падали замертво герани в горшках, но и валились орхидеи с обоев. Он попросил разрешения зайти в туалет и исчез на полчаса. Китаев, устав ждать, открыл дверь. Гэндальф спал на гномьем троне.

— Куда ты уходил? — спросил Китаев.

— Посмотреть, что впереди, — ответил Гэндальф. И это было правдой.

Гэндальф открыл чемодан и вынул плоскогубцы. Через минуту вспыхнул свет. Он горел долго. Не помогал ни выключатель, ни огнетушитель. Наконец, снова наступила темнота.

— Мы не выбираем времена, — сказал откуда-то из мрака Гэндальф. — Мы можем лишь решать, как жить во времена, которые выбрали нас.

Когда дверь хлопнула, помойное ведро поинтересовалось, навсегда ли ушел этот неприятный человек.