Записки адвоката: Ёшкин кот

В середине 90-х, работая в уголовном розыске, познакомился я с вором-рецидивистом. Встретил его на днях. Выяснилось, что от дел он отошел и даже женился. Живет в достатке, но заставить себя работать по-прежнему не может, из чего следовало, что от дел он отошел все-таки недалеко. И вспомнилось нам наше знакомство... Когда его привезли в райотдел, я даже не знал, с чего начать. Впрочем, все по порядку.

Собрав в квартире небольшую коллекцию золотых изделий и прихватив букинистическое издание восемнадцатого века, случайно опрокинул он флакончик французских духов. Пахнуть примой новосибирского оперного театра ему не хотелось, и он направился в ванную. И не успел дотянуться до крана, как кто-то бросился на него из ванны и ухватился за то место, упоминаний о котором авторы производственных романов стараются избегать в своих произведениях.

Оправившись от инфаркта, он допус­тил, что имеет дело с психически больной кошкой. Но разворот пасти и степень компрессии были таковы, что он тут же отрекся от этой версии. Между тем это нечто, вместо того чтобы закончить дело последним движением, замерло и вытянулось. Пятясь, он вышел из ванной и при свете обнаружил следующее: меж его ног болтался енот.

Первым импульсом было желание вызвать милицию, скорую и пожарных. Но вовремя вспомнил, где находится. А енот тем временем впал в прострацию и абстрагировался от социальной перцепции. В этом состоянии он был особенно опасен, поскольку достоверно известно, что сразу после пробуждения инстинкт отправляет животное за едой в ближайший магазин.

Решение идти по улице с енотом выглядело легкомысленным. Но попытка его оторвать от места соединения была сущим безумием. Поэтому он вышел из квартиры и направился вдоль Фасадной. Той самой Фасадной, на которой появляться в мехах пахнущим женскими духами мужчинам категорически не рекомендуется. Он шел и шепотом, чтобы не разбудить енота, проклинал театральный бомонд с их зоологическими заскоками. И вскоре стал объектом искреннего любопытства сержантов из милицейского уазика. Эти двое медленно ехали за моим знакомым и пытались разгадать секрет странной привязанности питомца к своему хозяину. Чтобы придать событию черты обыденности, он прислонился плечом к фонарю, вынул книгу и попытался превратиться в безмятежного читателя. В те годы на улицах Западного жилмассива города Новосибирска многие были увлечены немецкой поэзией. Вот так выйдут, бывало, поздним вечером, прислонятся к фонарям и читают.

Когда милицейская машина остановилась рядом, он, не отрываясь от готического шрифта, стал посвистывать и крутить хвостом енота, как крутят связкой ключей на пальце. Это, по его мнению, должно было окончательно отбить к нему интерес. Ну вышел человек ночью с енотом погулять да заодно почитать книгу 1784 года издания на немецком языке, что тут такого.

На всякий случай сержанты доставили его в отделение вместе с коматозным енотом. В машине он называл енота Шариком, имитируя старое с ним знакомство, и призывал милиционеров не шуметь. А в райотделе уже рыдала потерпевшая артистка, ломавшая в отчаянии руки и сокрушавшаяся о рубиновых серьгах и купленном на аукционе за тридцать тысяч долларов томике Шиллера. Мужу в малиновом пиджаке переплет понравился. Все бы ничего, но, когда услышала историю с енотом, закричала достоверно: «В моей ванной был енот?!» — и отошла в обморок.

Енота хотели передать в зоопарк, но он бежал из отделения. Решили не передавать. Как он в квартире оказался, так и осталось загадкой. Хотя у меня осталось подозрение, что муж что-то недоговаривал. После Шиллера от него всего можно было ожидать.