Записки адвоката: хулиганство как оно нет

Наша новая рубрика — возрождение старого доброго фельетона. Все имена изменены, события реальные, наше время. Будем признательны читателю за отклики

Вот вы говорите: Агата Кристи, Эд Макбейн... Да ни они, ни прочие конандойлы не напишут того, что может уместиться в материал доследственной проверки дознавателя по хулиганству.

Дело, значит, вот как происходило. Я своими словами. На материал внимания обращать не будем, а то вы не поймете, кто куда нахулиганил. Не знаю, получится ли даже у меня, учитывая, что рассказывать это нужно с привлечением средств кинематографии, которыми не располагаю.

Итак, тизер: бежит старшая по дому мимо дома, в котором она старшая. С развевающимся на ветру шиньоном, окровавленными кулаками и в юбке, замок которой переехал вперед и стал ширинкой. Левый пятый размер вывалился в пробои­ну на распущенной в лоскуты блузе, правый еще держится в крепости. В мерцании утренних фонарей — ну вылитая Свобода-На-Баррикадах кисти Делакруа.

И вот в чем причина появления в таком виде ответственного лица ранним утром. Шла она по территории, изучала рельеф на газонах, за ночь появившийся. И вдруг идет навстречу Яков Мои­сеевич из шестьдесят второй, ведет Аркашку. Так-то Аркашка адекватный. Ну цапнет колесо у машины на ходу, но это мелочи. Разошлись бы, но тут на глазах старшей по дому Аркашка тормозит, поднимает лапу и направляет струю давлением в три атмосферы на любимую петунию сорта Бургунди.

У старшей по дому как пошло тепло от ног к лицу, как накатило... Эта-то волна, видимо, и понесла ее на скалы. Не девочки — женщины, когда на них такие волны накатывают, чувствуют себя в осени и мыслят эгоцентрично. Размахнулась она и так врезала трубой из «Аргументов и Фактов» по морде занятому важным делом Аркашке, что в руке остался только список редколлегии.

И вот бежит Аркашка за старшей по дому, плачет и отрывисто информирует, что мифы о людоедстве питбулей лишены научного обоснования, что к котам равнодушен, слепых готов колоннами через улицу водить, но если ее, покойницу, сейчас поймает, то сидеть Якову от семи до двенадцати. А позади Аркашки коровьим аллюром скачет Яков Моисеевич, сжимает в руке левую часть бюстгальтера и пытается убедить старшую по дому, что пришить можно и будет как новый. И что шиньоны «от Фурцевой» все равно неактуальны, нынче в ходу как раз дреды. И что в тюрьму ему никак нельзя: он в пятницу экзамен по истории православия принимает. В общем, шло к примирению сторон, но беда одна не приходит. Из третьего подъезда вылетает с хозяином на веревке ризеншнауцер Митя и, понимая, что и так много уже пропустил, вступает с одеждой Аркашкиного хозяина в такие противоречия, что Якову Моисеевичу хоть чашкой от пятого размера прикрывайся, хоть отказывайся от приема экзамена по истории православия.

А Аркашка навалял старшей по дому, ризен­шнауцеру и его хозяину. По дороге обратно перекусил сидящей на лавочке старухе костыль, прыгнул и повис на березе.

И вот теперь старшая по дому отравляет жизнь своим появлением всему райотделу и каждый день допрашивает дознавателя, требуя сообщить, сколько в годах дадут Якову Моисеевичу (по совместительству ее же мужу, как выяснилось в деле) и когда этот лейтенант полиции собирается усып­лять проклятого Аркашку, который высосал всю ее жизнь через трубочку.

Ни дознавателю, ни адвокату нельзя задавать вопросы в редакции Аркашки, они бессильны перед стихией и смертны. Прежде чем спрашивать, сколько дадут в годах, дайте дознавателю понять, в какой главе Уголовного кодекса находится то, за что можно дать. Я так и спросил его: кого именно и за что он привлекать собирается, а то я что-то не понял, кто в этой истории самый потерпевший. Услышав предположение о хулиганстве, тоже задумался. Так-то оно подходит, конечно. Но как допросить Аркашку в качестве подозревае­мого?.. Ну ладно, эту преграду преодолеть можно. Но как вручить ему обвинительное заключение — вот в чем главная проблема. К печатным изданиям, как я понимаю, он с некоторых пор относится с большим недоверием.

А вы идите, читайте своего Сименона.