Владимир КАЛУЖСКИЙ: «Время, вперёд!»
Художественный руководитель филармонии об открывающемся сегодня в Новосибирске фестивале русской музыки «Покровская осень», о культуре и конъюнктурщиках
Спасти и сохранить
– Владимир Михайлович, о фестивале «Покровская осень» хочется говорить долго и много: он по счету шестнадцатый, и возник, развивался у новосибирцев на глазах, став, по мнению профессионалов, одним из наиболее ярких фестивалей русской музыки в России. Ведь это только совсем далеким от искусства людям может показаться: мол, исполняй русский академический репертуар и исполняй – какие проблемы?!..
– Да, это очень любопытный вопрос. У нас в стране всегда существовало официальное понятие – русская и зарубежная музыка. Причем, между ними был реальный водораздел. Когда я воспитывался, нас учили и заставляли обязательно держать в репертуаре какую-то отечественную музыку конца XVIII или XIX века, в ущерб, естественно, зарубежной. Потом, где-то в 70-80-е годы, маятник качнулся в другую сторону – и все стали осваивать иной (прежде запретный) массив. Разумеется, о музыке XX века речи не шло ни в первой ситуации, ни во второй – изучение курса зарубежной музыки для студентов заканчивалось творчеством Верди. Русская музыка – Чайковским, ну частично Танеевым. Со Стравинским уже начинались проблемы… Поэтому то, что предложил в 1999 году руководитель Камерного хора филармонии Игорь Викторович Юдин, было в точку и вписывалось в филармонический контекст – мы решили создать в нем такой российский островок.
– «Покровская осень» за эти годы преподнесла своим поклонникам много подарков и открытий. Всего не перечислишь, но в этом ряду была и духовная музыка, и сочинения сибирских авторов. Проходили фестивали, посвященные юбилеям сразу нескольких композиторов, историческим датам, были и совершенно неожиданные, оригинальные концепции… Что нынче?
– В этом году мы сделали монографический фестиваль, посвященный 100-летию выдающегося русского композитора Георгия Свиридова. Мне кажется, в этом посвящении заложен глубокий смысл, и нам очень хочется, чтобы слушатели фестивальных концертов его осознали. Ведь что такое музыка Свиридова? Это музыка, порожденная довоенным и военным временем. А раз так, мы сталкиваемся тут с феноменом Новосибирска как культурного центра, который в годы Великой Отечественной во многом спас сокровища русской культуры. Тут я вижу аналогию древним временам, когда русские монастыри спасли значительную часть памятников письменности, иконы от нашествия Орды. В 40-е годы Новосибирск, наряду с другими городами страны, взял на себя такую же роль, и особенно в отношении Санкт-Петербурга-Ленинграда. На самом деле достойно восхищения решение Госкомитета обороны, который уже через несколько месяцев после начала войны осуществил перемещение в Сибирь крупнейших ленинградских предприятий, создав таким образом фундамент оборонного тыла. Причем, одновременно с оборудованием заводов в наш город приехало свыше ста тысяч ленинградцев – квалифицированных рабочих и технической интеллигенции. И третье – на эту ситуацию была «наброшена» волна высокой культуры: сюда были эвакуированы Александринский театр, Ленинградская филармония, оркестр Мравинского.
Ленинградская история
– Словом, был воссоздан маленький Ленинград?
– Именно. Когда мы устанавливали несколько лет назад на здании нынешнего ДК (прежде – Клуба) Октябрьской революции мемориальную доску с именами Мравинского, Шостаковича, Соллертинского, я, стоя на крыльце КОБРы, моделировал ситуацию – как это было во время войны: с этой площадки должен был виден портик новосибирского оперного театра (тогда перед ним не было скульптурной композиции с Лениным). И получалась прямо-таки перспектива Невского проспекта. Особенно в морозной дымке эта далекая колоннада, без сомнения, напоминала эвакуированным родной Питер. Все они жили в ту пору в домах на улице Ленина и видели это каждый день. А поскольку Новосибирск в военные годы еще был крупнейшим тыловым реабилитационным центром для раненых, то публики было предостаточно, и публика, включая новосибирцев, была замечательная. Здесь же, в нашем городе, вольно или невольно оказались и некоторые известные композиторы, в их числе Свиридов, которого по состоянию здоровья комиссовали из военного училища в Башкирии. В то время ему было чуть больше двадцати пяти, а он уже был учеником Шостаковича и был всесоюзно известен: в 1937 году, когда в стране широко отмечали 100-летие со дня смерти Пушкина, Свиридов написал на его стихи несколько романсов, которые буквально произвели взрыв в музыкальном сообществе…
В Новосибирске он писал музыку на заказ для оперетты, для театра Образцова, что позволяло кормиться. Но писал также для души, что называется, «музыку сфер»: в это время создано сочинение «Песни странника» на стихи древних китайских поэтов, которое так и осталось рукописью для голоса и рояля. Министерство культуры России помогло нам с деньгами, и питерский композитор Геннадий Белов сделал оркестровку. На открытии фестиваля оно впервые прозвучит в исполнении симфонического оркестра, как и было задумано автором.
Свиридов великолепно чувствовал поэтическое слово, поэтому вслед за Пушкиным в его творчестве появляются китайские поэты, Роберт Бернс, Маяковский, еще запретный в середине 50-х Есенин, а потом и Блок, Пастернак.
– То есть он стремился вырвать русскую литературу из забвения раньше хрущевской оттепели?
– Есть еще и такой его подвиг – музыкантский, гражданский: музыка к спектаклю «Царь Федор Иоаннович» Малого театра была первой попыткой современного композитора воссоздать церковную музыку, которая тоже находилась под запретом. Фрагменты этого сочинения также прозвучат на фестивале…
Нам важно было подчеркнуть в его программах эту новосибирско-ленинградскую составляющую. И, это, по-моему, удалось. К примеру, дирижировать симфоническим оркестром будет Томас Зандерлинг, тот самый Томас, который родился в 1942 году в Новосибирске: его отец Курт Зандерлинг был дирижером Ленинградского симфонического оркестра. И то, что его сын будет на фестивале дирижировать музыкой, написанной в 1942 году, тоже знаменательно. В этом прелесть соединения исторических событий. Далее в специальной программе мы покажем два фортепианных трио памяти Ивана Ивановича Соллертинского выдающегося ленинградского музыковеда, похороненного в 1944 году в Новосибирске. Трио написаны Шостаковичем, который тяжело переживал утрату друга, и Свиридовым…
Кто такой худрук?
– Еще в программе есть свиридовская музыка на фольклорные поэтические тексты, любимые народом сюиты к пушкинской «Метели», «Время, вперед!», концерт хора санкт-петербургского Смольного собора. На афишах – символы двух городов, связавших жизнь и творчество воедино, – шпиль Петропавловской крепости и купол нашего Оперного. Когда художественный руководитель филармонии может сказать, что фестиваль состоялся – когда сверстана программа или когда отзвучала последняя нота последнего концерта… И вообще, что это за должность такая – худрук?
– Знаете, тут много сложностей сейчас есть, потому что во многих театрах, филармониях идет, в общем-то, борьба за изживание этой функции.
– Худрука?
– Да. И я, уже, по-моему, где-то публично говорил: я твердо уверен, что если бы в нашем замечательном Оперном театре при Борисе Михайловиче Мездриче был бы художественный руководитель, ситуации с «Тангейзером» можно было избежать, по крайней мере, в том виде, в котором все произошло. А поскольку директор сам принимает решения, причем, решения административные и творческие, это неизбежно вот к этому приводит. Это такая, знаете, рулетка.
– Сам с собой не посоветуешься.
– Да, да. Там есть люди, которые советуют, но их подчиненное к администрации положение, оно оказывает влияние. А роль худрука (это я не о себе говорю, а в принципе), во взаимодействии двух властей – исполнительной и законодательной.
– Художественной и административной.
– Я, может быть, испорчен тем, что Владимир Григорьевич Миллер в свое время мне говорил: «Ты придумай, а мое дело – достать деньги». Хотя много лет назад, когда я самый первый раз пришел в филармонию, еще при Милантьеве, ко мне подошла главный экономист, милая женщина, и сказала: «Вы знаете, я вот все понимаю. Я понимаю, зачем директор, зачем Кац, зачем кто-то еще. А вот вы зачем?». Отличный вопрос, да? Я, может быть, не очень корректно (был помоложе и погрубее) ей ответил: «Знаете, Валентина Ивановна, вот на вас кофточка вот этого цвета, а юбка – вот такая, и с моей точки зрения, они совершенно не гармонируют. И никто, кроме меня, вам этого не скажет. Вот это роль художественного руководителя». И, вы знаете, она поняла…
Поэтому художественный руководитель, с одной стороны, он – источник идей, он должен вулканировать, должен придумывать, и эти придумки, они должны олицетворять облик того культурного заведения, которое мы представляем. То есть я, действительно, должен, обязан сочинять, так скажем, «наряды» для филармонии: я придумываю циклы концертов, абонементы, фестивали. Дальше речь идет об их наполнении. Другое дело, что новосибирская филармония – это многоступенчатая организация, и поэтому наполнением вместе со мной занимаются руководители коллективов – Владимир Поликарпович Гусев, Игорь Викторович Юдин, Валерий Карчагин и так далее...
А вторая сторона всего этого дела – я слежу за тем, как это делается, как это формируется. Это тоже задача художественного руководителя. В общем, когда все спето, все сыграно и в отдельном концерте, и в целом – на фестивале, тогда произносится знаменитая фраза: «Мы сделали это». А вообще, когда в текущем событии еще что-то доделывается, я к нему остываю и начинаю уже думать, что будет в 2017-м году с этим фестивалем, кто там будет? И дальше это вступает или в гармонию, или конфронтацию с техническими вещами. К примеру, могут сказать, что это замечательно, но у нас нет денег, и не будет денег. И тогда мне приходится сворачивать шею своему придуманному проекту, этому гадкому утенку, который еще не стал лебедем, и выращивать нового, потому что – нет денег. Нет денег, я этим не занимаюсь. Мое дело – рождать идеи.
О балерине и динамомашине
– Владимир Михайлович, хочу спросить немного о другом. В книжке про Арнольда Михайловича Каца вы вспоминали эту знаменитую установку советских времен, когда многие считали, что люди искусства в вечном неоплатном долгу перед тружениками, что балерина крутит фуэте, так хорошо бы ей к ноге что-нибудь привязать, чтобы…электричество вырабатывала. Сейчас появился своеобразный оборотень этого дикого мнения: мол, как вы смеете то да се на деньги налогоплательщиков ставить, исполнять?! Я этим людям отвечаю: «Я тоже налогоплательщик, и таких много, мы тоже люди, и я хочу вот это видеть, допустим, на сцене…». Что это за феномен такой – возмущение по поводу траты денег налогоплательщиков, как вы к этому относитесь?
– Я к этому никак не отношусь, потому что, по-моему, это, как вам сказать, это даже не популизм. К сожалению, в нашем обществе имеют хождение мнения, суждения очень конъюнктурного плана. Потому что завтра вдруг изменится конъюнктура, политическая, социальная, и эти же люди будут кричать совершенно другое, потому что это не есть их убеждения. Это маркировка. Они маркируются, что они, так сказать, правоверно защищают интересы государства, потому что сегодня надо защищать интересы государства. Завтра надо будет защищать интересы общества, к примеру, или интересы каких-то меньшинств или что-то еще, и они резко поменяют «точку зрения». Не все. Но огромное количество у нас этих самых конъюнктурщиков со времен советской власти существует. Поэтому к этому надо относиться не то, чтобы спокойно, но это тип болезни, которая, мне кажется, излечима. И потом, я не уверен, что эти люди знакомы с миром искусств, с сутью того, что в нем происходит. Они слышали о том, что кто-то что-то такое сказал, кому-то что-то не понравилось, а кому-то понравилось. А если это «не понравилось», еще идет из официальных каких-то уст… Причем, заметьте: высшая власть сегодня уклоняется от оценок художественных явлений…
– Да, к ее чести… Причем, эта маркировка переходит из лагеря в лагерь – то кричат одни, то их противники. Вот недавно некоторые СМИ тревожились за бюджетные деньги, которые якобы собираются тратить на проведение неких культурно-религиозных торжеств.
– И это тоже конъюнктура. Есть же еще масса способов критиковать государство за то, что оно тратит «не туда» бюджетные деньги. Тебе не нравится? Иди в пикет, иди, организовывай партию, все в рамках закона. Иди, борись за свои убеждения, страдай, так сказать, за них, будь готов всего себя отдать. А это все равно, что дома кричать на близких или в сердцах пинать подвернувшегося пса – была такая серия рисунков у Херлуфа Бидструпа. Это проблема такая, психосоциальная, и она долго у нас будет, пока все общество не привыкнет к тому, что надо жить разумно, надо жить комфортно, надо учитывать интересы не только себя и своей бабушки, но и, так сказать, дедушки, который живет рядом.
– Вы сказали, что думаете сейчас уже о концепции следующей «Покровской осени»…
– Главная идея, обдуманная, выверенная – фестиваль станет биеннале, то есть будет проходить раз в два года. Еще – в нем, очевидно, будут участвовать зарубежные исполнители русской музыки. Потому что публике, самой понимающей и прекрасной, нужны новые имена…