Мальчик Победы в поисках себя

Как сложилась жизнь ребенка, появившегося на свет 9 мая 1945 года в Новосибирске?

Режиссер, философ, целитель, пекарь, в общем, неординарная личность Владимир Бродянский появился на свет в Новосибирске в День Победы в 1945 году.

Его мама стала одной из героинь номера нашей газеты, вышедшего 10 мая 1945-го. Володя вместе с матерью изображен на фото, которое сопровождает подпись: «Сегодня, 9 мая, у меня родился сын. Счастливыми глазами матери смотрю я на него. В какой радостный, незабываемый день ты родился, мой мальчик! С молоком своим привью я тебе любовь к нашей могучей Родине, к великому Сталину, чей гений провел наш народ через все испытания войны к полной победе над врагом. Ты, сын мой, сделаешь свой первый шаг по земле, навсегда очищенной от фашистской нечисти, по священной советской земле, где расцветут новые сады. И детство твое будет безоблачным, как и этот день, в который ты увидел свет. Как назвать мне тебя? Иосифом! В честь мудрого вождя, которому сегодня весь народ шлет слова горячей любви и благодарности. Инженер Г. Бродянская».

Мы выяснили, как сложилась судьба мальчика, которого назвали все-таки Владимиром, а не Иосифом. Здесь нам очень пригодилась автобиография Владимира Бродянского.

Чуть не «сгорел» от укропчика
Детство малыша с газетного снимка не было безоблачным. Приключения мальчика с еврейскими корнями не заставили себя долго ждать.

«Так «победно» начавшаяся биография чуть было тут же не оборвалась, — пишет о себе Владимир. — В аптеке маме вместо укропной водички «от животика» ошибочно выдали нашатырный спирт. От влитой в меня чайной ложки этого спирта я заорал, пуская пузыри, и стал синим, но был отпоен материнским молоком. Врач детской поликлиники был удивлен моей живучестью, так как пищевод должен был «сгореть». «Ишь вы, еще чего! Прямо так уж и «сгореть»? Скажете тоже...», — заявила моя судьба».

Кто были родители Володи?

«Судьба ответственно отнеслась к выбору родителей для меня, — рассказывает Владимир со страниц автобиографии. — Отец был человеком веселым, остроумным и очень добрым, нетерпимым ко лжи и фальши. И, я бы сказал, жестко справедливым. Будучи малограмотным, еще до революции имел кожевенные склады в городе Юзовка (позднее Сталино, затем Донецк), которые после НЭПа у него отобрали и превратили в тюрьму, куда его же потом и посадили. А поскольку предпринимательская жилка, не дававшая отцу покоя, никак не сочеталась с экономической политикой страны, то после каждой новой авантюры отца снова сажали. Мама же была человеком высокообразованным, тонким и обаятельным, красавицей, обладавшей артистическим талантом. А также доброй и щедрой, готовой всегда прийти на помощь попавшему в беду».

Самому Владимиру, по его словам, несмотря на мягкий характер, судьба даровала целеустремленность, позднее переросшую в максимализм. Упорный во всем, успеваемостью в школе Володя не отличался, его песочили в школьных стенгазетах. Интерес к учебникам угас неожиданно...

«В седьмом классе средней школы, когда я писал сочинение по теме «Молодогвардейцы», вдруг почувствовал, что мне стыдно писать про этих погибших ребят, моих ровесников, заезженными, казенными словами, книжными штампами, — читаем труд Владимира Бродянского. — Своих слов я тоже не нашел. Сочинение так и осталось ненаписанным. С этого момента я практически перестал учиться. Из техникума, в который меня «водворили» после 7-го класса, «выдворился» еще до окончания первого семестра».

Сердечный приступ от Хэмингуэя
Пятнадцатилетнему Владимиру пришлось начинать рабочую жизнь. По блату он был пристроен в слесарную мастерскую по оборудованию вагонов одного из московских вокзалов. К тому времени его семья, какое-то время находившаяся в Новосибирске в эвакуации, давно перебралась в столицу. Учеба продолжалась в вечерней школе, но обучение в ней, по сложившейся традиции, тоже проходило почти номинально. Молодой человек с головой окунулся в чтение только-только появившихся в СССР произведений западных авторов.

«Я читал ночи напролет, вплоть до сердечного приступа, который приключился со мной после прочтения романа Хемингуэя «Прощай, оружие», — вспоминает Владимир.

Дальше в жизни героя нашего материала были не менее интересные приключения. Он работал в ленинградском и московском ТЮЗах, поступил на заочное отделение факультета режиссуры народных театров училища им. Щукина.

Последующее десятилетие Бродянский отдал сцене. Люди, с которыми он работал, отзываются о нем с большим уважением и нежностью.

«Небольшая Володина комната казалась глубокой, как колодец, по стенкам которого высоко вверх уходили самодельные деревянные стеллажи — книги, книги, книги, — комментировала в одной из статей психолог Мария Соловейчик, в 1972 году она занималась в младшей группе театра-студии при ЛГУ, которую в то время возглавил Бродянский. — А на дне колодца — на тахте, у стола, по углам копошилось братство, разговаривая, смеясь, попивая чай и слушая песни Галича и Окуджавы, которые Володя пел под гитару».

Далее в истории Владимира Бродянского был новый поворот. Он неожиданно оставил театр и переехал в Ленинградскую область. Там его ждала «карьера» дворника (зимой он нередко боролся со снегом и льдом при температуре минус 20 градусов будучи голым по пояс) и целителя... Если желание пойти в дворники можно объяснить поисками средств к существованию, то откуда взялось целительство?

Дар открылся в конце восьмидесятых, когда Бродянский посетил в Крыму первый в СССР семинар по нетрадиционным методам лечения.

«Мне невольно пришлось нырнуть в этот бурный информационный поток нетрадиционных знаний, методик и практик, налету усваивая многое из преподанного, — пишет Владимир. — Я стал ясно чувствовать и осознавать, что у меня открылись новые способности нематериального свойства: лечить, целить, а точнее, сокращать или прекращать страдания».

«Ты помогаешь, значит, ты платишь»
Вернувшись из Крыма, Владимир, будучи не только дворником, но и волонтером в ожоговом центре, начал снимать боль у детей на перевязках и лечить медперсонал от мелких хворей и недомоганий. Рассказывают, что лечиться к нему приходили даже врачи. Постепенно Бродянский все дальше уходил в тонкие материи, у него появилось собственное понимание ценности вещей и поступков.

«Стало абсолютно ясно, что существует только единственный путь: если ты хочешь помочь кому-то, значит, ты ему сострадаешь, то есть с ним страдаешь, — пишет Владимир. — Иначе говоря, чтобы помочь кому-то, за это надо пострадать — оплатить самому. Ты помогаешь, значит, ты платишь, но для этого надо иметь, чем платить. Если ты, имея одну буханку хлеба, отдашь ее пришедшему к тебе голодному, просящему о помощи, то сам умрешь с голоду. Вывод: надо иметь две буханки. А если пришли двое? Значит, надо иметь такое количество хлеба, которое не иссякнет, сколько бы голодных не обратилось к тебе за помощью».

Кто знал об этих его мыслях, не удивился, когда он раздарил все книги и одежду, а затем спустя какое-то время на девять лет уехал в Израиль. Там Владимир Янович нашел себя в профессии хлебного пекаря.

После Израиля Бродянский начал следовать «своим энергетическим потокам». Он в одиночку поднимался на Килиманджаро и Эльбрус, ехал в Гималаи и на остров Пасха.

В 2012 году произошло самое неожиданное. Журналист Сергей Спицын, который также интересовался жизнью Бродянского, провел собственное расследование и выяснил, что этот человек исчез. По словам коллег и родственников, он полностью раздал все свое имущество, продал оставшуюся недвижимость и ушел в неизвестность. Незадолго до своего исчезновения при встрече он упомянул, что «приходит моя пора».

Никто не знает, что проиcходит с Владимиром Бродянским сейчас. Может быть, он где-то спокойно печет хлеб, может, снимает чью-то боль или учит детей театральному искусству. Если он жив, пожелаем ему жить сто лет, а если он ушел, вспомним добрым словом человека, посвятившего жизнь поиску себя.