USD 102.5761 EUR 107.4252
 

Высоцкий: от края до края

Татьяна ШИПИЛОВА
Павел Евгеньевич ФОКИН
Павел Евгеньевич ФОКИН

Пришли новые времена, появились новые кумиры, но любовь к его песням, память о поэте и сегодня в народе "живее всех живых"

Физики, лирики, химики, филологи, историки, инженеры и врачи — более ста человек из России, 12 стран дальнего и ближнего зарубежья, собравшиеся на это раз в Новосибирске, когда-то «заболели Высоцким». И стала эта высокая болезнь трепетной любовью и во многом смыслом жизни. Потому что, по их общему мнению, он в своих песнях «объяснил то, что все понимали, а выразить не могли». Дал всем нам один язык и мощный нравственный заряд, спасая души от современной вавилонской смуты.

Родники его серебряные
Представляете, взрослые, образованные, часто «остепененные» научными званиями, состоявшиеся в жизни и профессии люди, посреди серьезного научного доклада, вот с такой присказкой: «Ну, вы все знаете…» могут взять и напеть строчку из Высоцкого?! Цитирование первоисточника, так сказать… Причем, не только русские, но и (на моих глазах!) американец, болгарин, поляк…

С ними, высоцковедами, хорошо: они открыты, доброжелательны, интеллигентны, обладают прекрасным чувством юмора… Потому что любить и изучать Высоцкого, не разделяя его принципов, наверное, теоретически можно, но сложно.

Павел Евгеньевич ФОКИН — один из них. Кандидат филологических наук, историк литературы, известный исследователь творчества Достоевского, ведущий научный сотрудник Государственного литературного музея в Москве, автор комментариев к 11-томному собранию сочинений Высоцкого издательства «Амфора» 2012 года, автор-составитель известной серии «Классики без глянца».

На вопрос: «Как вы пришли к Высоцкому?» — ответил:

— Не я пришел к Высоцкому, он пришел ко мне, десятилетнему мальчику. Услышал и все — заболел. И больше для меня никого долгие годы в поэзии не было! Ну, из уважения — вырос в учительской семье — Пушкин, Лермонтов, Некрасов…

Он меня зацепил настолько, что и потом никаких современных поэтов для меня не существовало. Он стал моим кумиром. Теперь понимаю, что главным в этом волшебстве была языковая игра. Как обращал внимание Чуковский, детские стихи должны быть насыщены игрой слов, образов, игрой созвучий, ритмов. У Высоцкого все это есть. Несмотря на то что песни были взрослыми, эта игра улавливалась детским сознанием, она завораживала, хотя содержание я понимал не всегда…

В четырнадцать лет свершилось чудо: родители — мы жили тогда в Калининграде — достали мне билеты на два концерта Высоцкого. Я их записал и сейчас, кстати, передал коллегам. Это был июнь 1980 года, через месяц поэт умер…

Я вырос, говорил его языком и цитатами, но в науке занимался другими вещами и вдруг получаю предложение от издательства «Амфора» по одиннадцатитомнику… Я очень беспокоился, как примут мою работу специалисты. Надо отдать должное высоцковедческому сообществу — они приняли меня сердечно, я им признателен, ужасно их люблю и благодарен Владимиру Семеновичу, что он привел меня к ним.

Золотые его россыпи
— Павел Евгеньевич, для людей сторонних слово «высоцковед» новое, странное. Но, послушав десять из 34 докладов, я сделала для себя множество открытий, которые, как у всякого человека, любящего Высоцкого, казалось, жили в подсознании — да, да, это так! — но не имели под собой доказательной базы. Например, что его роль в формировании современного русского языка ничуть не меньше роли Пушкина в XIX веке… Причем это, как я поняла, для высоцковедов аксиома: ведь они занимаются творчеством поэта: коллекционированием, изучением, комментированием его текстов — десятилетия… Какое место занимает высоцковедение в сегодняшней научной иерархии?

— Отношение к Высоцкому академических кругов двойственное. Об этом говорил в докладе наш коллега из Генуи: в Италии выходят книги, статьи, но филологическое сообщество не воспринимает их — дескать, Высоцкий — певец, а не поэт. Именно это пытаемся преодолеть и мы в России, потому что мощное артистическое дарование Владимира Семеновича настораживает и нашу академическую науку.

Издаются монографии, защищаются диссертации, а высоколобые мужи относятся к высоцковедению как к маргинальному направлению. Напечатать статью в академическом журнале о Высоцком можно только при снисходительном: «Ну, так и быть…» И это парадоксально. По этой причине высоцковеды одни из первых освоили интернет-пространство — там есть несколько серьезных и насыщенных ресурсов. Но статус интернет-публикаций в научной среде пока не определен, и научный рейтинг их до конца не прописан.

Парадокс науки о Высоцком в том, что она как бы есть и ее как бы нет. Одна из задач созданного в эти дни в Новосибирске Международного центра имени Владимира Высоцкого — объединить разрозненные научные силы.

— А цель?

— Сначала — издать адекватное, в идеале — академическое собрание сочинений Высоцкого при Институте мировой литературы или Пушкинском доме. Но чтобы это предложение было услышано, необходимо обращение в Российскую академию наук не одного и не двух высоцковедов, а рабочей группы из нескольких авторитетных ученых. Такую группу и призван создать центр. Главная же цель — поднять на новый уровень изучение культурного феномена, который называется «Высоцкий».

Короткий век — долгая память
— Павел Евгеньевич, в чем, коротко, суть влияния поэта на современный язык?

— Высоцкий совершил нечто подобное тому, что сделали Пушкин с русским языком в начале XIX века и Цветаева в начале XX века. Но ее поэзия оказалась отторгнутой, а когда она вернулась в Россию, там уже был новый язык…

Да, в советском обществе существовал язык русской классической литературы, который изучался в школе. Но это все-таки культура другого века со своими социальными, психологическими и прочими реалиями. Советская эпоха привнесла в язык собственные понятия, конструкции, термины, в первую очередь бюрократические, на которых изъяснялись на собраниях, в деловом общении. А так как бюрократия в советском государстве стала в определенном смысле привилегированным сословием…

— Новым дворянством…

— Ну да… То она заставила говорить на своем языке практически всех. Вторая составляющая — лагерная феня, которая по понятным причинам тоже вошла в оборот. Кроме того, внес свою лепту в словарь советских граждан и культ образования, науки, декларируемый государством, отсюда порой тяготение к некоему наукообразию речи. И так далее…

Всю эту языковую массу, которая существовала отдельными пластами, надо было организовать в некое единство. Роль гениального, великого для национальной культуры поэта именно в том, что он из этих обрывков делает целое и показывает, как оно может функционировать.

Так, до Пушкина существовали церковно-славянский язык, французские заимствования, научный и простонародный языки и никак почти не соприкасались. А он пишет «Евгения Онегина», и все становится на свои места.

Снимается, к примеру, вопрос можно ли употреблять в стихах слово «панталоны»? Или, например, имени Татьяна, которое с тех пор стало символом русского, во времена Пушкина в светском обществе не существовало, так называли только простолюдинок. А он делает ее главной героиней романа, что было шоком для современников. Но его духовный авторитет и сила сделали все эти нововведения естественными и органичными.

Роль Высоцкого в истории русского языка также трудно преувеличить — это осмысленно и осознанно исследователями. Причем важно не только то, что он так же эффективно все это в своем поэтическом мире сделал, но и насколько это было воспринято и востребовано носителями языка. Может быть, Евтушенко и Вознесенский сделали не меньше, но это стало достоянием все-таки довольно узкого круга ценителей поэзии. Высоцкого знали все и любили все. Его цитировали, его фразами общались, через него воспринимали мир.

И Мадонна Рафаэлева...
— Одним он давал знание реальной жизни и, что называется, жизни низов, других просвещал…

— Совершенно верно: ни один академик, даже Сахаров, не смог бы внедрить в сознание масс понятие «синхрофазотрон». Высоцкий сделал это. А огромный культурный пласт в его песнях?! «Я любуюсь тобой, как Мадонною Рафаэлевой…» И таких примеров много. Он многофункционален, он как военная ракета, которая одновременно поражает множество целей, но в отличие от нее этим «залпом» соединяя и консолидируя общество.

— По вашему мнению, как бы сам Владимир Семенович отнесся к высоцковедению? Стал бы иронизировать?

— Он хотел, чтоб к нему относились серьезно. Мне кажется, он был бы благодарен высоцковедам не только за любовь, но и за это серьезное отношение.

Есть в его биографии такой факт: когда друзья, решив сделать Высоцкому подарок к 40-летию, переписали с аудиозаписей его песни, перепечатали и принесли ему на правку (мало ли что не уловили на слух!), он был растроган, благодарен, отнесся к этой работе серьезно, понимая, что таким образом утверждается новое качество бытования его как поэта.

Был и такой эпизод: Высоцкого официально пригласили выступить с концертом в Институте русского языка, не на капустнике, не полулегально, а перед учеными — лингвистами, филологами, он этим всегда очень гордился.

ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Сергей Жильцов, историк-архивист, текстолог, исследователь творчества В. Высоцкого, из выступления на открытии форума:
— Самый главный высоцковед, благодаря которому мы здесь собрались и знаем творчество Высоцкого, благодаря которому до нас дошли его песни, его стихи, — это народ. Люди из разных городов и стран на концертах Высоцкого, на его выступлениях таскали тяжелые, неподъемные магнитофоны, записывали песни, реплики между ними, потом переписывали от руки по песенникам. Садились по ночам за пишущую машинку «Эрика», распечатывали, переплетали, делились со своими друзьями, коллегами, иногда втихую, потому что это было запрещено. Вот этому главному — народному — высоцковеду надо сказать сегодня спасибо.

Фотографии статьи
Высоцковеды как они есть. 7 мая 2014 г., Новосибирск . Фото Аркадия УВАРОВА