Не стареют музыка и смех

Сатирический сюжет эпохи нэпа в театре музыкальной комедии прочитали по-новому

В богатую на яркие события театральную весну Новосибирский театр музыкальной комедии внес и свою, довольно любопытную лепту. Булгаковский трагифарс «Зойкина квартира» едва ли не впервые в своей без малого 90-летней биографии был поставлен на песенно-танцевальной сцене.

Другой Булгаков
Редкие и единичные музыкальные интерпретации истории о махинациях с квартирой Зои Пельц, так напоминающей другую «нехорошую квартиру» № 50 из «Мастера и Маргариты», если и возникали на театральном небосклоне, то столь же стремительно и канули в Лету. Возможно, дело в том, что булгаковский язык, построенный на игре слов и иронии, точно и остро передающий реалии 20-х годов, с трудом поддается переводу на стремящийся к обобщениям и символам язык музыки. И чтобы отважиться интерпретировать сюжеты Булгакова по законам музыкального театра, нужна не только определенная смелость, но и мастерское владение инструментарием перевода с литературного на музыкально-драматический.

Именно поэтому театр обратился к маститым авторам, на счету которых немало подобных успешных экспериментов. Так, соавторство с Юлием Кимом — создателем либретто «Зойкиной квартиры» — в свое время подарило новосибирским зрителям «золотомасочный» мюзикл «12 стульев», рожденный в непростом процессе адаптации романа Ильфа и Петрова к музыкально-драматическому жанру.

Музыку специально для этой постановки написал известный российский композитор Владимир Дашкевич, авторству которого, помимо известного всем без исключения саундтрека к российским фильмам о Шерлоке Холмсе, принадлежит ряд мюзиклов и опер, множество серьезных симфонических произведений. А список фильмов и спектаклей с его музыкой насчитывает более ста названий. Так что премьера спектакля без преувеличения стала мировой!

Опять «нехорошая квартира»!
История о предприимчивой хозяйке апартаментов, использующей их под видом ателье как публичный дом, населенная персонажами острохарактерными и разномастными, по сей день дает режиссерской фантазии благодатную почву для реализации самых смелых замыслов. Зачастую постановщики объясняют обращение к этому материалу еще и созвучностью хаотичной и взвинченной атмосферы эпохи нэпа нашему времени. Для режиссера-постановщика Михаила Заеца, главрежа Ростовского молодежного театра, третий сезон сотрудничающего с театром музыкальной комедии, это не просто первая «Зойкина квартира», но и в принципе дебют в работе с булгаковским материалом.

Сохраняя общую сюжетную канву спектакля, авторы в разумных пределах отходят от так называемого булгаковского канона с обязательным упоминанием «фантастики», «эксцентрики» и весьма специфической атмосферы Москвы середины 20-х годов. Благодаря своеобразному «отсеву» из текста исчезли не только некоторые реплики персонажей, но и герои, может быть, и колоритные, но уж слишком злободневно актуальные именно для эпохи нэпа. Что дало возможность постановщикам вывести «из тени» и рельефно прочертить лирическую составляющую, так необходимую для успешной постановки в музыкальном театре.

Любовь в спектакле многолика, многогранна и неоднозначна. Аферу с квартирой Зойка (Елизавета Дорофеева, Мария Беднарская) — натура, безусловно, сильная и страстная — затевает ради возлюбленного — бывшего графа Обольянинова (Алексей Штыков, Роман Ромашов), находящегося в плену наркотической зависимости. Ее стремление любой ценой заработать большие деньги, необходимые для спасения любимого и бегства с ним в вожделенный Париж, становится исходным звеном цепи событий, приводящих к трагической развязке.

Однако о счастливой взаимности говорить не приходится — непонятно, кому отвечает ею бывший граф, потерянный и раздавленный Совдепией: своей покровительнице или очередной дозе наркотического порошка. Другие персонажи тоже не находят отклика своим чувствам. Пожалуй, единственное, что объединяет их — ощущение временности бытования «здесь и сейчас». Отсюда — центральный образ квартиры-вокзала, собравшей в своих недрах парадоксально пеструю компанию, и бесконечные объявления об отправлении поездов в мифические вожделенные дали, подальше от реалий действительности. Стильная и лаконичная сценография Алексея Паненкова органично дополняет этот образ.

То танго, то канкан
Взгляд композитора на материал также не лишен своеобразного юмора. Музыкальные номера спектакля в большинстве своем имеют жанровый адрес, они довольно точно воссоздают музыкальный пласт 20-х годов, но словно поданный через некую призму преувеличения, маркирующую то подвывающее танго, то разухабистый канкан, то диковатый микс частушек и цыганочки.

Балетмейстеру-постановщику спектакля Татьяне Безменовой, в свою очередь, удалось довольно выразительно передать этот жанровый коктейль в хореографическом рисунке спектакля, наделив персонажей говорящей пластикой. Сами по себе, безусловно, хороши выходные номера обитательниц кабаре-ателье, забойный призыв к покупке портретов советских вождей пройдохи Аметистова, демонстрация ателье членам комиссии.

Особенно удались постановщикам финалы. Вот, словно в омут с головой, в замедленном рапиде бросается во все тяжкие Зойка, увлекая за собой отрешенную, изломанную Аллу, — впереди «пуля в лоб, рана ножевая, может быть. А может, повезет!» Не повезло. В финале второго акта все участники спектакля, ставшие единой безликой серой массой в ватниках, изумленно провожают взглядами настоящего ангела, преобразившегося из мальчишки-беспризорника, как последний отблеск неведомого им доброго и светлого.

ФАКТ
В качестве прототипа главной героини исследователи называли Зою Петровну Шатову, содержательницу притона, разгромленного в Москве весной 1921 года. Примечательно, что при ее аресте были также задержаны поэты Анатолий Мариенгоф и Сергей Есенин.