Крестьянская жилка возвращает к земле

Вообще-то он начинал как фермер еще в 1992 году. Держит изрядное количество скота. Только дойных коров десяток, молодняк, естественно, свиньи, лошади, овцы. Про овец говорит: их не держит только ленивый. Зерна не надо, накосил сенца и корми на здоровье. А деньги за овец можно иметь каждый день.

Фермер убежден: власть должна проявлять заботу о селянах. Государство, конечно, помогает, но Прощелыгин считает, что очень мало.

— Придет время, — делает он второй вывод, — селянам будут бесплатно давать технику и солярку. Только боюсь я, что давать будет уже некому — разбегутся люди кто куда.

Угнетает его еще то, что нет государственных заказов на продукцию, как за границей, в той же Европе, Америке. А закупщики берут продукцию по очень низким ценам. Свинина сейчас идет по сто рублей за килограмм. Правда, говядина в последнее время подорожала, берут по полтораста. Молоко от своих коров он продает фермеру Анатолиию Прощелыгину из Погорелки.

— Родственник?

— Просто однофамильцы.

Погорельский фермер платит довольно прилично — по одиннадцать рублей за литр молока.

Александр Петрович в прошлом году получил очень высокий урожай зерновых — почти по тридцать центнеров зерна с гектара. Сеет пшеницу, овес, ячмень, то, что потребляет домашний скот. Наемный труд использует в ограниченном количестве, обходится своими силами. Сын Вадим работает на тракторах, второй, Валерий, на комбайнах. Жена Наталья и сноха Вера доят коров.

—У меня две мехдойки, — не удержался и похвалился Прощелыгин.— Полная механизация.

А что касается его самого — мастер на все руки: токарь, кузнец, сварщик. Сам сделал стогомет и прошлым летом поставил на лугу полсотни стожков. И покосы у Прощелыгина есть — почти двести гектаров. Сеет люцерну, выкашивает естественные травы. И опять жалуется на дороговизну. Вызвать ветврача из Чанов — это же страшно накладно, потому и ветврач у него свой — собственная жена.

Ко всему прочему, он еще штатный охотник. В ограде новенький снегоход, на котором он бороздит поля и луга и... вывозит навоз.

— Места у нас замечательные, Богом не обиженные,— говорит Прощелыгин.— Жить здесь да жить, вести хозяйство... Летом поедешь на луг, так колеса у автомобиля красные от ягод: клубника, костяника, в березовых колках — смородина. А грибов сколько — с ума сойти можно.

Горюет о своих земляках-сергинцах: многие спиваются.

— Кого-нибудь наймешь на работу, так он уже вечером расчет просит. Утром его нет — похмелье. Надо искать другого помошника.

Но как ни трудно вести свое дело, Александр Петрович хозяйство свое уже не бросит, хочет даже расширять, но это дальняя перспектива. Дальняя, но видеть ее надо сегодня, иначе стимула не будет.

Самое удивительное то, что Александр Прощелыгин человек вовсе не сельский. В свое время закончил Тюменское речное училище, несколько лет работал штурманом в Омском речном пароходстве. Как-то приехал в Сергино на побывку и встретил здесь очень красивую девушку — переселенку Наташу из Кыштовского района. Поженились. В Омск молодые не поехали, так как жилья у бравого морского волка не было, жил в общежитии. Остался в деревне у молодой жены.

— Это зов предков,— серьезно говорит он.— Мои деды и прадеды жили в Сергино. Жили крепко, зажиточно, были раскулачены советской властью и сосланы за болото. Выходит, что все сознательные годы билась во мне их крестьянская жилка, которая и вернула меня к деревне, к земле.