«Дорогой длинною...»
восхищал слаженностью и одухотворенностью звучания, то есть мастерством и талантом одновременно всех и каждого из артистов оркестра, виртуозностью и вдохновением солистов. И особенно — невероятной свободой, можно сказать, гениальной полётностью — в сотворчестве с музыкантами-звёздами — лауреатами и знаменитостями — других жанров. Например, с Владимиром Толкачевым, исполнившим «Гимн любви» — своеобразные лирико-драматические «песнопения» композитора Беляева для саксофона с оркестром. С пианисткой Марией Ручиной (классическая, но всегда рождающаяся «здесь и сейчас» «Рапсодия в стиле блюз» Гершвина). С вокальным ансамблем Павла Шаромова. Причем казалось, буквально «таявший» на глазах в первом отделении в выражении тончайших оттенков любовной элегии (оркестровая версия романса «Отцвели уж давно хризантемы в саду») солист Андрей Гуревич здесь, с шаромовцами, предстал настоящим виртуозом-клавишником — именно так звучала в джазовой пьесе Жобима его балалайка.
Огромным был и диапазон, заданный оркестру певцами: от предельного трагизма «Адажио» Альбинони в исполнении новосибирской оперной примы Татьяны Ворожцовой до оптимистичнейшего рахманиновского опуса «Весна идет», исполненного Евгением Поликаниным — солистом столичного театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. И это только та часть программы, которой дирижировал Владимир Поликарпович Гусев — на протяжении более чем трех десятилетий «пламенный мотор» уникального коллектива, созидатель и хранитель всего этого творческого великолепия!.. Не меньше восторгов публики вызвал оркестр-юбиляр, когда за пульт становились: молодой Рустам Дильмухаметов, именитые его коллеги из Москвы и Барнаула — дирижеры Эдвард Маковский и Олег Бураков, и звучала классика, народная музыка, произведения сибирских композиторов (в том числе необыкновенно красивая первая часть «Осенней симфонии» Аскольда Мурова), а также пьесы из сюиты Валерия Гаврилина «Провинциальный бенефис»…
Но поскольку концерт был праздничным, юбилейным, признательность музыкантам в этот вечер выражалась не только аплодисментами. Были поздравления и подарки. Почетные грамоты обладминистрации и облсовета, благодарность Министерства культуры, полтора миллиона рублей на инструменты от губернатора, миллион — от мэрии. Один из подарков, лично Гусеву, — книга прославленного дирижера, художественного руководителя Большого симфонического оркестра им. Чайковского Владимира Федосеева «Репетиция оркестра по Федосееву» с надписью: «С теплотой в душе вспоминаю годы, когда приезжал в Новосибирск и дирижировал, когда сотрудничали два оркестра… Ваш коллектив может служить примером для России: как нужно в неблагополучные годы выжить, сохранить свое лицо и подняться на ступень выше в своем творчестве!..»
В режиме «выживания», к сожалению, Русский академический оркестр просуществовал больше десяти лет, вплоть до весны 2005-го, когда стал филармоническим коллективом.
Рожденный в 20-е годы одновременно с сибирским радиовещанием и именовавшийся его «родным дитя» — «оркестром Новосибирского радио», потом — «оркестром телевидения и радио» в перестроечные годы вместе со своими московскими коллегами (а на Всесоюзном телевидении и радио было восемь музыкальных коллективов — осталось три) он в конце концов был выведен из структуры ВГТРК, то есть лишался финансирования и эфира. Отпускался, можно сказать, на «вольные хлеба», что, по сути, означало более или менее медленное умирание уникального коллектива. Одного из трех-четырех подобного уровня в России...
Но оркестр выжил. Гусев, а вместе с ним коллектив использовали любую возможность, чтобы работать и «звучать». В недолго просуществовавшем (пока местная власть могла его финансировать) местном эфире телеканала «Культура», в гастрольных поездках по области с юными солистами на «деньги образования». Готовили по 2—3 программы в месяц. «Одолжившись» у спонсоров, приглашали именитых солистов, побывали на гастролях в Красноярске, Чите, Улан-Удэ. Отремонтировали своими руками студию, чтобы превратить ее в концертный зал для «живых» публичных концертов. Потом, когда начались «заминки» по поводу функционирования такого зала со стороны пожарников, выступали в концертном зале оперного театра, Дворце культуры имени Горького и филармонии... Залы были полны: высочайшего класса музыкантам не надо было завоевывать публику — она у них не переводилась. На одном из таких концертов выступивший с Русским оркестром Арнольд Михайлович Кац в сердцах бросил в зал: «И такой оркестр угробить хотели?! Не выйдет!..»
Мне вспоминается разговор с Гусевым в один из кризисных моментов. А их, если не считать всю «новейшую» постперестроечную историю оркестра одним большим системным кризисом, было несколько. (Хотя и в самые смутные времена находились люди, понимавшие, что коллектив этот — наше культурное богатство, и ему надо помочь во что бы то ни стало: так по инициативе Ивана Ивановича Индинка был создан фонд «Русский оркестр», с помощью которого удалось приобрести новые ударные инструменты, финансировалась областью та же «Культура»…) Так вот, именно тогда Владимир Поликарпович говорил:
— Почему мы боролись прежде всего за эфир? Потому что не хотелось свешивать лапки. Мы понимали, что будет звучать там вместо национальной музыки — одни и те же «звезды»: поп-звезды, фабрики звезд, аншлаги. Это был не праздный вопрос, не только потому, что мы заинтересованы в этом. В культуре не должно быть таких, как сейчас, «перекосов», и все жанры должны быть представлены в эфире равнозначно. В конце концов — чувство патриотизма, оно тоже должно нам всем диктовать определенную позицию...
И знаете, при всем негативе, мизерных зарплатах коллектив не стоит на месте: мы готовим очень сложные программы, не для концертов — для себя, для роста музыкантов. А они проявляют очень большую творческую активность: многие именно в это труднейшее время начали играть соло с оркестром!
На вопрос, какое лично у него, художественного руководителя и главного дирижера, настроение, отвечал неохотно (Гусев вообще не любит себя выпячивать, чаще употребляет местоимение «мы», то есть коллектив, оркестр, нежели «я»):
— Ситуация такая: я молюсь, чтоб у меня здоровья хватило все это вынести. Потому что «прилетает» отовсюду, в том числе и от своих... Ведь того, кто и так несет ответственность, принято во всем считать виноватым... Но все-таки я с оптимизмом смотрю в будущее.
Весной 2005-го распоряжением губернатора Русский академический оркестр был включен в структуру Новосибирской филармонии и взят на местное финансирование. И хотя «перемена участи» и профиля (из организации «студийно-радийной» в организацию целиком концертную — с графиком выступлений, планом «по зрителю») процесс непростой, как сказал на 80-летии коллектива директор филармонии Александр Назимко: «За время, что мы вместе, вы стали другими, вы стали лучше. Мы — тоже. Когда приняли в филармоническую семью еще один — как и оркестр Каца — академический коллектив. Это повышает и самоуважение, и ответственность всех остальных...»
Сегодня стало очевидным: оптимизм Гусева обрел под собой почву. Русский академический, похоже, наконец обрел стабильный статус, хотелось бы надеяться, мытарства навсегда позади, а впереди только музыка и творчество.
Известно, что идеальное недостижимо. Но в настоящих сложившихся условиях коллектив звучит как один сложный и прекрасный инструмент. При всем том, как сказал на торжестве председатель областного Совета Алексей Беспаликов, что каждый музыкант оркестра — по уровню солист.
…Программа праздничного концерта началась прелестным Андреевским вальсом «Воспоминание». Его исполнили шестнадцать музыкантов — именно таким в 1927 году был первый состав. И завершился раздольно и триумфально, уже всем нынешним составом оркестра, — романсом Фомина «Дорогой длинною». Символично?.. Только пусть эта дорога в дальнейшем будет счастливой и прямой. Ведь Русский академический оркестр на самом деле является драгоценным достоянием нашего сравнительно молодого — в культурном контексте — города. И он действительно уникален. Как сказал в одном из предъюбилейных интервью Гусев: «Для меня самого порой является загадкой, как передаются традиции оркестра. Люди меняются, а все лучшее — в звучании, оно схватывается и остается… Это как легенда, которая развивается и разрастается будто снежный ком — все лучше, лучше и лучше».