Дом с канарейкой

Да хоть того же «Медного всадника» взять! На уроках литературы несчастного Евгения принято было жалеть за то, что его желания элементарны. За то, что его мечты сводились к скромной жизни в бедном жилище с любимой девушкой Парашей. Вместо того чтобы думать о счастье всего человечества, Евгений предпочёл мечтать о радостях мещанского болота.

Сейчас уже мало кто отрицает тот факт, что невозможно (при всём желании) сделать счастливым всё человечество. Зато от каждого из нас зависит, насколько счастливы будут наши любимые люди. Те самые любимые, с которыми нам через много лет умереть захочется в один день. Те самые, с которыми мы родовое гнездо свили.

Наш разговор с культурологом Наталией ПЕРШЕВОЙ как раз начался с понятной многим мечты о доме.

— Я вспоминаю историю, дошедшую до нас из средних веков, — говорит собеседница. — Французский крестьянин строит дом из камня. Сосед интересуется, почему не из кирпича? Из него же дешевле выйдет. А в ответ любопытствующий услышал: «Ты что? Дом из кирпича простоит всего-то семьсот лет!»

У нас же многие десятилетия были государственные квартиры. Из них могли выселить, в лучшем случае из госквартир можно было переехать. Но расширить, надстроить, перестроить для детей и внуков — нельзя.

А дом — это пространство, пропитанное временем. В нём стоит кресло, в котором любил сидеть дедушка, хранятся раритетные прабабушкины очки, висит занавеска, подаренная тётушкой.

В принципе, у большинства людей долгое время ничего этого не было. Подобный «хлам» при переездах обычно выкидывался. А раз не было пространства, пропитанного временем, то и малой родины тоже не было, извините.

А ребёнок так устроен, что сначала любит маму, папу, бабушек, дедушек, сестёр, братьев. Потом — своих друзей, своих жену или мужа, своих детей и только позже выходит в широкий мир ответственности за своё дело. За свою страну. Любовь к малой родине (к этому самому дому) как связующее звено любви к родине большой у нас на долгое время выпала. Семья вообще оставалась на периферии жизни. На неё была наброшена глухая тень «мещанства». Можно ли вообще представить поэта, призывающего свернуть шею ни в чём не повинной птичке? А Маяковский на канареек ополчился.

Кстати, во времена ополчения поэта на канарейку из нашей культуры был удалён целый духовный пласт, настраивающий человека на милосердие, способность к сочувствию, заботу о семье, деликатную дружбу и многое другое. Я о сентиментальной литературе сейчас говорю. Да, она политически нейтральна. Но возможное сочетание чувствительности и христианской морали делали сентиментализм подозрительным.

Сегодня жизнь канареек вне опасности...

— Тем не менее полагаю, что многие нынешние беды как раз от того, что мы не очень-то умеем организовать самоуправление, чувствовать себя хозяевами. А не умеем потому, что не строили собственного дома.

Господствующая историческая традиция России требовала подавления частных интересов во имя общих: государственных, национальных, сословных. Пышность монархии, блеск военных побед, послушание и порядок ценились настолько высоко, что заслоняли личность, индивидуальность. Между тем ещё древние греки считали: тот, у кого нет своего дома и земли, не может решать на форуме государственные вопросы.

Наверное, многие из гостивших хоть раз в Петербурге любовались дворцами. И, любуясь, многие вздыхали: «Нам так не жить». Но именно с дворцов, смею сказать, начинается культура! Француз Леблон сделал Петру Великому первый в России сливной бачок. Потом это новшество переняли в окружении царя. А потом его переняло окружение окружения царя...

Я это к тому говорю, что дворец — это образец полноты и красоты не только бытия, но и быта, модель настоящей НОРМАЛЬНОЙ жизни.

— Семья — это не только молодые здоровые люди трудоспособного возраста. Семья — это и дети, и старики, и больные, и немощные. Всякие! И каждому нужен свой угол. Своё собственное личностное пространство. Эта природная человеческая потребность долгие годы воспринималась как блажь. Как только запреты сняли, несмотря на катаклизмы и трудности, дома начали строить. (В буквальном и в переносном смысле этого слова.) И строить в таком количестве, что объяснить это только вторжением новых русских невозможно.
На ваш взгляд, кто эти люди, в чьих душах сохранился или возрождается «идеал дома»?

— Это те, кому не стыдно признаться себе и другим, что они любят своих близких и хотят, чтобы им было хорошо. Те, для кого семья, дружеский круг — несомненная ценность. Те, кто считает доброту, отзывчивость, дружелюбие в отношениях вещами обязательными и естественными.

— Не мне вам говорить, что реальность за окном не совсем располагает к сантиментам. Примеров зла, агрессии, обмана долго искать не нужно.

— Я их тоже сколько угодно могу привести. Но я и в другом уверена: не стоит дожидаться благих условий жизни от государственных переворотов или вновь принятых законов и приоритетных национальных проектов. Совершенствовать мир и себя можно начинать сразу. Прямо здесь и прямо сейчас. И бояться этого не нужно.

Впрочем, и своего несовершенства тоже стыдиться не стоит. Оно полезно даже. Потому что спасает мир от безжизненной размеренности и располагает к совершенствованию. Располагает к помощи, состраданию, сочувствию. И тем не менее это не знак немощи или бессилия. Речь идёт о бережном, любовном отношении к окружающему миру и человеку. О том, чтобы помочь любому живущему раскрыться в его прекрасной сути.

ОТ ВЕДУЩЕЙ. Перечитывая уже готовый текст беседы, князя Мышкина вспомнила. Этот герой Достоевского, верящий в добро и по-детски открытый, вошёл в сентиментальную традицию нашей культуры. И не просто вошёл... Сериал «Идиот» посмотрели многие. Многие после этого прочитали или перечитали роман. Князь Мышкин, этот «положительно прекрасный человек», всё-таки способен и сегодня завладеть умами людей, живущих в несентиментальное время. И многие с князем, осуждающим тех, кто готов внести в нашу жизнь порядок, избив для этого «два миллиона голов», согласны. И любовь этого героя к своим близким, его стремление жить для других многих трогают. И многим понятны. И созвучны многим.

— Семья — это не только молодые здоровые люди трудоспособного возраста. Семья — это и дети, и старики, и больные, и немощные. Всякие! И каждому нужен свой угол. Своё собственное личностное пространство. Эта природная человеческая потребность долгие годы воспринималась как блажь. Как только запреты сняли, несмотря на катаклизмы и трудности, дома начали строить. (В буквальном и в переносном смысле этого слова.) И строить в таком количестве, что объяснить это только вторжением новых русских невозможно.