EUR 108.8705 В доме Пескова телевизор всегда не работает
Столько бы времени высвободилось для чтения!.. Да и аргументы «против телевизора» у меня точно такие же, как и у Пескова: передачи пустые, рекламные, аналитика поверхностная, почти все подчинено «глямуру», показухе, от сериалов сразу же сатанею и т. д. И все же высшую меру телевизору откладываю: то олимпиаду смотрю, то чемпионат мира, то Соловьева, то Вульфа... Слаб все же человек. Да и рассуждаю примерно так же, как и Песков, приезжавший на несколько дней в Новосибирск для встреч с журналистами: статьи и телевизионные передачи «с желтизной» тот же товар, на который — увы! — есть спрос. Не будут покупать — «желтизна» поблекнет, а нормальная журналистика окрепнет.
Правда, во мнении этом усматриваю некую слабость. Пиарный период в прессе явно затянулся. «Желтизна» заняла такие прочные и порочные позиции, что народ к ней привык, как дети к жвачке. Как бы это не стало органикой, не расщепляющимся генетическим признаком. Вроде сорта пшеницы, который уже не пригоден для массового сева. К счастью, есть люди, самой своей жизнью показывающие, что отрадные перемены наступят и надежда станет явью. Такими были, например, академики Сахаров и Лихачев. Такой человек в журналистике Василий Михайлович Песков. За пятьдесят три года своей работы в «Комсомольской правде» он себе не изменил. Даже тогда, когда его подстерегал серьезный искус. Он очень рано получил самую высокую когда-то премию в стране — Ленинскую. Сам Песков считает, что он получил ее незаслуженно и случайно. И за книгу, которая никак не была самой лучшей из всех других, написанных им. Но так выпала карта. Некая случайность есть и в том, что премия, установленная нашей областной журналистской организацией «За верность профессии», носит имя Пескова. В этом больше инициативы и выдумки лидера нашей организации Андрея Челнокова, чем самого Василия Михайловича. Но я рад, что получил такой диплом вместе с журналистами — Петром Моряковым, Юрием Черновым, Ириной Тимофеевой и другими. Хотя бы потому, что всю сознательную и взрослую жизнь читаю с удовольствием статьи и книги Василия Пескова. С тех самых первых «шагов по росе», которые были отмечены самой почетной в СССР премией.
Но вот последнюю книгу, подаренную Песковым, «Аляска больше, чем вы думаете», читаю с куда большим интересом, чем «ту самую».
Правда, все книги Пескова имеют одну отличительную и трогающую сердце черту. Это книги очень доброго и влюбленного человека. В общении на речном корабле, где Песков обстоятельно отвечал на все вопросы журналистов, а потом и на островке Кораблик, на который высадился наш десант, это только подтвердилось. Как, впрочем, подтвердилась и его гуманитарная сущность. Василий Михайлович не просто любит природу — таких много. Это так естественно. Ценно другое: он может заметить особенности природы, ее тональность, правдиво, а часто и неожиданно рассказать, написать о ней и «засечь» ее в своих превосходных снимках. И письмо его тоже обаятельное. Вот крохотная цитата из «его Аляски»:
«В тот день на дворе по Фаренгейту было тридцать два градуса, облака задевали верх колокольни белой церквушки, дождь разбавлен был снегом, дружелюбные к людям вороны, нахохлившись, сидели на китовых костях, поставленных в виде ворот на берегу океана».
По этим четырем строчкам многое легко представить. И вторая особенность письма Пескова: у него вороны, «дружелюбные к людям». Между тем даже в русской литературе, сочувствующей по обыкновению всему живому, вороны почти всегда каркающие и злые.
Проживая на этом свете уже восьмой десяток, Василий Михайлович нежно вспоминал своего школьного учителя по литературе, своих товарищей и коллег по журналистике, многих своих собеседников — великих и незаметных. А беседовал он с маршалами Жуковым и Василевским, с Константином Симоновым... другими людьми «на виду». Этот воронежский деревенский паренек, не получивший высшего образования, прошел такую школу самообразования, что его книги, да и его самого, знают от Аляски и до Камчатки — это рядом, а от Камчатки и до Африки, а от Африки до Сибири, где живет знаменитая бабушка Агафья, к которой Песков, за редкими исключениями, наведывается ежегодно.
— Больше двух недель, — говорит он, — я в Москве не выдерживаю, уезжаю.
И отнюдь не только для смены впечатлений. Песков все время ведет какой-то поиск. На Аляске, например, на которую он ездил четыре раза, Василий Михайлович «отследил» многие русские корни. Например, корни Александра Андреевича Баранова, родом из Каргополя. Этот изобретатель по духу и поступкам первым в Сибири построил стекольный завод, открыл факторию на реке Анадырь. На Аляске его ждала очень тяжелая судьба, но изобретатель в нем не умирал никогда. Он не только валил лес, но и научился варить против цинги «хвойное пиво», добывал скипидар, придумал специальный состав для смоления лодок, умел ставить паруса, «научился счисленью широт и долгот по приборам». Став правителем на Аляске и не имея возможности удержать роботных людей от сожительства с алеутками, Баранов приказал: «Прижив детей, оных воспитывать». Сам он женился на дочери вождя-индейца, вырастил с женой двух детей. Для ребятишек-креолов он завел школу, из которой самых способных посылал в Петербург «к ученым и художественным знаниям». Из книги об Аляске читатель узнает много нового. Так же, как и от самого Василия Михайловича, мы многое узнали за один солнечный день на знакомом с детства острове Кораблик, между Обью и протокой, рядом с железнодорожным мостом и на песчаном берегу, под легким ветерком накануне лета.
Василий Михайлович не просто любит природу — таких много. Это так естественно. Ценно другое: он может заметить особенности природы, ее тональность, правдиво, а часто и неожиданно рассказать, написать о ней и «засечь» ее в своих превосходных снимках.
И письмо его тоже обаятельное.
АКТУАЛЬНО
