«Для устрашения людей расстреливали и вешали»

Красной нитью в горячих обсуждениях военных сводок проходит мысль: повторяется страшный урок там и с теми, где и кто его забыл

В редакцию позвонил наш земляк, малолетний узник концлагеря. Сейчас ему 87 лет. Так совпало, наверное, но встреча состоялась в канун еще одной исторической даты — дня освобождения Красной армией узников лагеря смерти Освенцим. Однако речь не о нем, ведь не единственное это было место, где фашистские изверги измывались над нашими согражданами в годы Великой Отечественной войны.

Важно в этой дате еще и то, что сегодня на Западе пытаются отменить заслугу и героизм красноармейцев, называя освободителей концлагеря в «исторических статьях» безотносительным к нашей стране и памяти наших дедов словом «союзники». Тем самым обес­ценивая роль нашей армии в освобождении мирных людей, в том числе граждан Европы, от коричневой чумы.

Сейчас на Западе многое перевернулось с ног на голову. Те жуткие фантазии, которые преподносятся на русском языке, вся эта ложь и обесценивание, они — для нас с вами. Для кого же еще? Отраву эту варят для наших детей, внуков. Противоядие от нее — в знании и понимании нашей истории, в воспоминаниях живых очевидцев.

Василий Голоскоков не может долго смотреть новости по телевизору, когда рассказывают о ходе специальной военной операции и событиях в Донбассе.

— Осуждаю систему украинскую, то, что там творится и как они с людьми поступают. Вот военно-транспортный самолет расстреляли, их же люди там были. Смотрим на это все и переживаем: опять беда, опять гибнут люди. Беда у людей, у семей, — поделился Василий Григорьевич с газетой «Советская Сибирь». — Желаю нашим бойцам, чтобы скорее победили, чтобы меньше потерь было, чтобы скорее закончилась война.

«И раз-раз — просто выхватывали»

О трудностях военного времени Василий Григорьевич знает не понаслышке — сам побывал в аду в шестилетнем возрасте.

— Я жил в Воронежской области, в селе Белогорье, на берегу Дона между двух меловых гор, — вспоминает Василий Григорьевич. — И вот нас бомбили, захватили, и взяли автоматчики матерей с детьми, стариков и отправили в концентрационный лагерь за 30 километров, в немецкий тыл, где находилась большая свиноферма. Там были и советские военнопленные. Матерей наших гоняли на работы, а мы оставались предоставленными сами себе. В это время для устрашения людей расстреливали и вешали. Два столба было, и раз-раз — туда брали людей. Прямо туда их всех выгоняли. Просто выхватывали из общей массы и при всех казнили. Такой порядок был установлен в концлагере, чтобы все боялись и дрожали. И да, мы боялись и дрожали.

Лагерь находился на территории бывшего совхоза. Люди жили за колючей проволокой в свинарниках. С июля 1941 года официально действовал приказ не проявлять к русским жалости и сострадания, практически не кормить, избивать и задействовать на каторжных работах, убивать...

На свиноферме детям приходилось лежать на полу, выстланном редкой соломой; одевались лишь в то, что мамы успели взять с собой в узелках. Охранники запугивали собаками, и ребята понимали, что каждый день для них может оказаться последним. Невозможно передать радость узников концлагеря, когда в январе 1943 года их неожиданно освободили.

— Как оказалось, наши вой­ска готовили молниеносную операцию, причем провели ее настолько внезапно, что немцы не успели нас уничтожить, — рассказал Василий Григорьевич. — Наступление было такое жесткое, что много фашистов попало в плен. И мы возвратились пешком домой в Белогорье.

В селе царила разруха. Дома были или разрушены, или сож­жены, или разобраны немцами. Сначала люди жили в фашистских блиндажах и в подвалах домов, спали на трофейных ящиках для оружия. Потом стали искать в таявшем снегу посуду, расчистили замусоренный захватчиками колодец, научились разжигать огонь самодельными устройствами. Для освещения использовали керосиновые лампы, тоже сделанные своими руками, а дома топили смесью навоза с соломой. Так как обу­ви не было, с наступлением тепла все ходили босиком.

Урожай под замком

Взрослые постоянно были заняты на восстановлении сельского хозяйства. До завершения Великой Отечественной войны оставалось около двух лет. На территории, опустошенной оккупантами, нужно было как-то обрабатывать и засевать поля. В основном трудились женщины; когда не оказывалось лошадей, быков или коров, сами тянули плуги и бороны, нередко вместе с детьми.

Практически все приходилось делать вручную, вспоминает наш собеседник. Урожай берегли настолько тщательно, что зерно увозили с поля в специальном ящике-телеге под замком. Жить было не только трудно, но и опасно. Фашисты заминировали почти все вокруг, а со стороны наступления советских войск установили противотанковые и противопехотные мины. Еще они разбросали гранаты, замаскировав их под яркие игрушки.

Друг Василия Григорьевича отправился за водой по просьбе мамы, подобрал по дороге красивую вещицу и попытался разобрать. Граната взорвалась, Саша погиб. Остававшиеся без присмотра дети делали что им вздумается, легкомысленно обращались с боеприпасами и нередко получали увечья. У другого приятеля Василия Григорьевича, Вити Шкарупина, в руках взорвался капсюль. Мальчику выбило глаз, оторвало часть пальцев на руке.

Переезд в Новосибирскую область

Несмотря на то, что воспоминания о голодном тяжелом детстве в памяти остались навсегда, Василий Григорьевич сумел построить свою жизнь буквально заново. В первый класс он пошел осенью 1944 года. Сначала ученики писали смесью сажи и свекольного сока, которые от холода замерзали. Потом детям выдали тетради и ручки.

После десятого класса получать высшее образование Василия Григорьевича пригласила родственница отца, которая жила в Новосибирске. Он поступил в Новосибирский институт инженеров железнодорожного транспорта, набрав 28 баллов из 30 возможных.

На преддипломную практику будущий инженер по эксплуатации железных дорог был направлен в Кузбасский головной институт по проектированию угледобывающих и углеперерабатывающих предприятий. В итоге Василий Григорьевич проработал там 40 лет, защитил кандидатскую, потом стал начальником нормативно-сметного отдела. В профессии все удавалось, но начались 90-е годы, объемы резко упали.

Василий Григорьевич получил предложение перейти на постоянную работу в Новосибирский государственный архитектурно-строительный университет. Учил студентов, входил в комиссию по защите дипломов и писал научные статьи и книги, стал профессором. Затем до 2013 года трудился в строительной сфере.

Пока мы живы...

С самого начала своей профессиональной деятельности Василий Григорьевич активно участвовал в жизни трудовых коллективов и города. В мае 2002 года в администрации Центрального района Новосибирска он получил удостоверение несовершеннолетнего узника. Напомним, такой официальный статус предоставляет право пользоваться различными льготами. В 1992 году несовершеннолетние узники конц­лагерей были приравнены к участникам Великой Отечественной войны. Если же человек получил инвалидность, он пользуется мерами социальной поддержки как инвалид Великой Отечественной войны. В Новосибирской области таким людям оплачиваются, например, поездки к местам боевых действий в период 1941–1945 годов.

Как участник Новосибирского Союза бывших малолетних узников, Василий Григорьевич внес большой вклад в патриотическое воспитание молодежи, за что ему объявили благодарность гимназия № 10 и школа № 37.

В 2005 году региональный союз издал книгу воспоминаний «Войной расстрелянное детство», а через пять лет — «Пока мы живы, надо помнить...». В 2014 году организация подвела итоги своей деятельности в книге «20 лет Новосибирскому Союзу бывших малолетних узников фашистских концлагерей».

Сегодня по состоянию здоровья Василий Григорьевич почти не имеет возможности заниматься общественной работой. В быту пожилому человеку помогают дочь, внуки, есть правнуки. К сожалению, четыре года назад ушла из жизни супруга Василия Григорьевича. Через два года во время очередной прогулки он познакомился с такой же одинокой ровесницей. Вместе они уже два года, никогда не ссорятся, обо всем договариваются и уважают друг друга. Говорят, что довольны сложившимся положением вещей.