13:48 / 12.07.2023 / Культура

Юмор побеждает всё

Адвокат и писатель Вячеслав Денисов о литературе, задаче автора и сложностях продвижения современной драматургии

Многие наши читатели заметили, что газета «Советская Сибирь» успешно возрождает незаслуженно забытый жанр фельетона.

Колумнист-фельетонист «Советской Сибири», а также известный писатель и драматург Вячеслав Денисов недавно побывал в гостях у редакции и рассказал, как рождаются фель­етоны и почему рассмешить человека сейчас задача не из простых.

Почему юмор?

— Признаюсь: когда пишу, мне не кажется смешным то, что я пишу. Может, потому что меня самого насмешить дорогого стоит. Поэтому, когда читатели сообщают мне, что рассказ смешной, оказываюсь в тупике. Читаю его, и чем больше перечитываю, тем больше мне кажется, что это не может вызывать смех. Если говорить и о драматургии, и о беллетристике, рассмешить человека обычно труднее, чем заставить плакать, это вам любой психолог скажет. Но зачем смешить, спрашивается? А вы прогуляйтесь по городу, посмотрите на лица людей. На них печать обреченности и угнетения — возможно, от безденежья, измен, обманов, плохого настроения, отсутствия или избыточного наличия работы и так далее. По-моему, задача автора сегодня — убрать эту печать с лиц людей, сделать города светлее. Нет ничего лучше, чем заставить человека смеяться над собой, над окружающей действительностью. И если у меня получится хоть одного рассмешить, улучшить ему настроение, значит, пишу не зря, хоть один огонек в городе я зажег. Собственно, так и появляются мои миниатюры.

Жанр для уставших людей

— Я пишу с 1997 года, и, кстати говоря, это мой крест, потому что, когда прихожу в театр, нахожусь в зале как драматург, а не как зритель. И это мне очень мешает наслаждаться действием на сцене. Точно так же читаю книги: мне только карандаша в руках, бывает, не хватает, чтобы вычеркивать длинноты и штампы. Написать можно о чем угодно. Первый же взгляд открытых глаз находит темы. Но не все они «заходят» читателю. Для меня самого некоторые запретны: я никогда не стану шутить «ниже пояса», если это хамство, для меня неприкосновенны темы материнства и детства, война. Впрочем, вы возразите: был Гашек со «Швейком», например. Но и Гашек смеялся над войной спустя годы, а сегодня она у наших границ. Тем более я сам войну прошел: у меня в голове есть сюжет романа, который хочу написать о Чечне, но не пишется. Думаю, если понимаешь, что не сможешь довести дело до конца, лучше за него и не браться. Видимо, ценнее такие вещи носить в себе.

К «короткому метру» я пришел от больших форм: с 1997 года я написал тридцать романов, они вышли в московском издательстве «Эксмо», в Санкт-Петербурге, Новосибирске. Это остросюжетные детективы, приключения — такой «жанр для уставших людей». Я критично отношусь к своему творчеству и понимаю, что детективы — это все-таки литература легкая, она для вокзала, вагона. Не могу назвать детектив серьезным жанром. Хотя в моем портфеле есть несколько романов, которыми дорожу. Но из них издан только один — «Восьмой смертный грех» под псевдонимом Вячеслав Ордынцев. Конъюнктура рынка сейчас такова, что не все романы «заходят» в издательства. Пусть лежат. Как говорят хоккеисты, хороший пас не пропадет.

О конъюнктуре и «своём»

— Начиная с девяностых у издательств существует политика изданий серийных произведений: приходит в литературу новый талантливый автор, и его либо включают в схему уже существующей серии, либо под него создается авторский проект — у меня таких в «Эксмо» пять. Вот ты закончил произведение, и тебе говорят: «У тебя классно получилось, давай продолжим!» И вроде бы ты уже все сказал про этого героя, некоторых даже похоронил, но приходится их реанимировать, менять психологию, изменять сюжет, и так рождается серия со сквозным героем, проходящим через все произведения. Либо какую-то структуру серийную, общую, в которую я тоже писал.

Фото: Андрей Заржецкий

Например, в Санкт-Петербурге есть серия «В.К. Седов» — это не существующий автор, а группа писателей. Туда писали довольно серьезные авторы — исключительно для заработка. И это очень успешная, с точки зрения жанра детектива, литература. Но со временем ты либо посвящаешь свою жизнь конъюнктурной литературе, либо создаешь свою.

Кому-то нравится арбуз, а кому-то — свиной хрящик

— К критике отношусь отлично, даже использую ее в своей работе, но не приемлю необос­нованных «наездов». Когда, например, в Москве вышла книга «Восьмой смертный грех», она была мгновенно раскуплена. До Новосибирска доехало только 200 экземпляров. В этом романе у меня есть связь современности и времен Нерона. И были даже баталии в интернете по поводу этой книги — люди разделились на два лагеря. Одни говорили, что это никуда не годится — полная ерунда, написанная корявым языком. А другие утверждали, что на сегодня ничего лучше не читали. В общем, если взять среднеарифметическую температуру по больнице — 36,6, значит, читаемо и успешно! А вообще, я считаю, что книга популярна, если по поводу нее ведутся споры, переходящие в интеллектуальные ристалища. Когда в интернете о ней говорят, книга удалась. А всем никогда не понравишься: как говорил герой Михалкова в одном хорошем фильме, кому-то нравится арбуз, а кому-то — свиной хрящик.

О пьесах

— Юрий Александров, замечательный режиссер, поставил в Новосибирске мою пьесу «Снегопад для Киры». Как пишут театральные критики, «пьеса многожанровая, ее нужно смотреть» — там и детектив, и любовная линия, и психологическая, и социальная. Пьеса эта идет и в Севастополе — кстати, там она была поставлена впервые в России и имела оглушительный успех и отличную прессу. Она была поставлена как подарок севастопольцам. А поскольку действие ее происходит в Новый год, предполагалось, что спектакль будет показываться на зимних каникулах. Но вышло так, что после премьеры постановка седьмой год идет в любое время года. В Омске режиссер Валерий Алексеев блестяще поставил мою пьесу «Джентльмен». Иначе и быть не могло, потому что это тот самый режиссер, который первым поставил в Омске «Любовь и голуби» Гуркина еще до появления легендарного фильма. Еще одна моя пьеса, «Посмотри на меня» — о событиях в Донецке, была написана в 2015 году. Несколько режиссеров известных в России театров говорили мне прямым текстом: «Я очень хочу ее ставить, но мне не дает это сделать руководство». В 2015 году либеральные круги умело управляли театральной повесткой. И когда я почти принял факт, что она никогда не будет поставлена, молодой режиссер Дмитрий Воробьёв взялся ставить ее на сцене Братского драматического театра, который и предложил ему эту идею. И теперь на конец сентября запланирована премьера, а буквально на днях мы с режиссером начинаем над пьесой работать. Если увижу спектакль, думается, это будет подарок не только мне.

Мне не суждено понять, почему мои пьесы не ставят в Новосибирске. Я лично отправлял их в театры, лично передавал в руки завлитам. Но потом завязал с этим делом, потому что из новосибирских театров мне пришло ровно ноль ответов. При этом я часто вижу интервью с главными режиссерами, которые сетуют, что нет хороших современных пьес. И я мыслю следующим образом: если бы мои пьесы были недостойны сцены, они не были бы поставлены в десяти театрах страны и вряд ли не сходили бы со сцены годами, как в Севастополе, Мурманске или Смоленске, к примеру. Зрителя не обманешь. Значит, мои пьесы не вписываются в репертуар новосибирских театров. Или, быть может, они не ставят пьесы авторов, фамилии которых начинаются на «Д», не знаю. Претензий к ним у меня нет в любом случае. Я монах не для каждого монастыря, соглашусь с этим.

О задачах автора

— К сожалению, сейчас в приоритете шок-контент — текст, который вызывает потрясение. Как «Камеди Клаб» — они стали применять методы рефлекторного раздражения публики, шутки «ниже пояса». Это может иметь успех в какой-то период времени, наверное. Но вскоре зритель понимает, что, в сущности, над поясом находится куда больше смешных тем. Людям всегда импонирует добрый юмор, пусть даже это будет сарказм, сатира, но он должен быть к месту и, безусловно, интересен. Сейчас приходит новое поколение, воспитанное на скетчах, на женском — в плохом смысле — детективе (да простит меня Агата Кристи). К тому же Фонд Сороса и иже с ним сделали много, чтобы изменить сознание наших детей и даже взрослых. Я расцениваю это как морально-нравственную катастрофу. Впрочем, изменения в обществе идут, мы видим эти изменения. И моя задача как автора — ускорить этот процесс.