Детство за колючей проволокой
Узники фашистского концлагеря жили в свинарнике, а рядом стояли виселицы
Я написал эти воспоминания, прежде всего, для детей, внуков и последующих поколений моих потомков. Близится самый великий для нашей страны праздник — День Победы, и я решил, что с моими записями будет интересно ознакомиться более широкому кругу читателей.
Я родился в 1936 году в селе Белогорье Воронежской области. Свое название село получило от окружающих его меловых скал, гряда которых протянулась на многие километры вдоль правого берега реки Дон. Там, на излучине, и расположено наше село, основанное в XVII веке казаками, выходцами из Запорожской Сечи. Семья наша была не очень большая, всего двое детей: кроме меня, еще старший брат 1930 года рождения. Родители работали в колхозе, в соседнем доме жили дед и бабушка.
Война дошла до нашего села
Наша безмятежная жизнь закончилась в июне 1941 года. Отца почти сразу призвали в армию, мне тогда не было еще и пяти лет. Мама моя осталась одна с детьми. Он была великая труженица: работая от зари до зари в колхозе, умудрялась вести довольно-таки большое хозяйство: у нас была корова, свинья, домашняя птица, ну и огород, конечно.
Так прожили мы год, а летом 1942-го война докатилась и до нашего села. Наши войска оказывали яростное сопротивление фашистам, но все же отступали.
7 июля вражеские войска вошли в Белогорье. Форсировать Дон они не смогли, линия фронта до января 1943 года так и проходила по реке. У фашистов был приказ командования: выселить всех жителей из прифронтовой полосы. И они выселили... С ужасом вспоминаю, как это было: в первый же день оккупации всех жителей, старых и малых, согнали в центр села, построили в колонну и погнали в сторону станции Подгорное, что находилась в 30 километрах. Оттуда стариков, подростков и женщин с малолетними детьми перегнали в концлагерь для военнопленных.
Каждый день мог стать последним
Концлагерь этот находился на территории свинофермы совхоза «Пробуждение», которую огородили колючей проволокой. Понятно, что никаких построек, кроме свинарников, там не было. Стали мы жить в свинарниках, в нечеловеческих условиях. Было лето, и наши матери старались хотя бы нарвать травы, чтобы мы, дети, не спали в грязи. Кормили нас какой-то баландой, которая, откровенно говоря, и для свиней-то не годилась. Мы голодали, но другой еды взять было негде.
В этом нет ничего удивительного. Еще 17 июля 1941 года в Берлине был издан приказ: никакой жалости и сострадания к русским, пленных можно не кормить, избивать, использовать на каторжных работах. Так оно все и было, взрослых ежедневно гоняли на работы: то землю копать, то еще что-нибудь в том же духе, я по малолетству плохо помню. А вот что я помню очень хорошо, так это столбы виселиц, которые стояли на территории нашего лагеря. Время от времени там вешали людей — взрослых и даже детей — в устрашение другим.
Фашисты не стеснялись заключать в концлагеря даже малолетних детей — далеко не все из них дожили до взрослого возраста. Фото: russianphoto.ru
Впрочем, нам еще повезло. Участь жителей соседнего села Басовка была гораздо более трагичной: 8 августа 1942 года фашистские оккупанты учинили жестокую расправу над ними, обвинив в партизанском сопротивлении. Тогда были расстреляны 63 человека, в числе которых 27 стариков и 18 детей, а все село, 140 домов, сожжено.
Когда взрослых угоняли на работу, мы, дети, оставались одни, предоставленные сами себе, никто за нами не присматривал. Голодные, грязные, мы сидели на полу свинарника, из одежды у нас было только то, что матери успели захватить в узелках, когда нас угоняли. Каждый день мог стать последним: охрана издевалась над нами, пугала оружием и злобными собаками. Сколько лет прошло, а у меня до сих пор стоят в ушах эти окрики, рык и лай. А мне и шести лет тогда не было. Душевная травма осталась на всю жизнь. Сейчас я уже очень пожилой человек, но эта рана до сих пор напоминает о себе...
Только вдумайтесь: из 83 районов Воронежской области фашисты сумели захватить 29 и на их территории создали 18 концлагерей, в которых было уничтожено около 100 тысяч военнопленных. Может, и больше — кто тогда считал.
Освобождение
Освобождение к нам пришло в январе 1943 года. Тогда благодаря стремительному наступлению в ходе Острогожско-Россошанской операции советские войска за шесть дней продвинулись вглубь территории левого берега Дона на 140 км. Была разгромлена 280-тысячная группировка противника, в том числе 2-я венгерская армия и итальянский альпийский корпус, взято в плен 86 тысяч солдат и офицеров противника. Наше село Белогорье освободили 17 января 1943 года. Мы смогли вернуться домой.
Впрочем, радоваться было рано: целых домов в селе почти не осталось. То, что фашисты не сожгли, они разобрали для устройства блиндажей и ходов сообщения. Вот в этих блиндажах, а еще в подвалах домов мы и жили, спали на трофейных оружейных ящиках: никакой мебели, понятное дело, тоже не было. Собирали посуду, вытаявшую из-под снега. Отапливались кизяками. Для тех, кто не знает: из соломы и навоза лепили кирпичи, сушили их, а потом использовали в качестве топлива. Но и его отчаянно не хватало — помню постоянный холод. Спичек тоже не было, использовали самодельные кресала — попросту кусочек кремня, железку и трут из ваты. Керосиновые лампы делали из гильз снарядов, ими освещали жилье. Но это если был керосин.
Всё для фронта, всё для Победы
В единственный на улице колодец фашисты набросали пороховые пакеты, пришлось его чистить. Впрочем, опасность подстерегала на каждом шагу: дома, другие постройки, дороги были заминированы. Были гранаты, замаскированные под красивые игрушки. Моего друга Сашу Шинкарева мама послала за водой, а он нашел такую гранату и стал ее разбирать. Граната взорвалась у него в руках, и Сашу убило... А у Вити Шкарупина в руках взорвался капсюль — он лишился глаза и части пальцев на руке. Но, несмотря на все это, надо было как-то жить дальше. Со временем наши старшие ребята 12–15 лет разобрались, как можно безопасно обезвреживать мины, и разминировали близлежащую гору. У дедушки и бабушки в погребе оставались немецкие снаряды — наши ребята обезвредили и их. Порох и тол они сожгли, а боеголовки взорвали в кострах, разведенных в траншеях.
Восстанавливать колхозы после оккупации пришлось женщинам — пахали на коровах, а то и сами впрягались в плуг. Фото: russianphoto.ru
После того как прогнали фашистов, на бывшей оккупированной территории Воронежской области осталось 20 рабочих лошадей из 1305, 18 волов из 639 и шесть коров из 1489. А надо было не только самим кормиться, но и поднимать колхозы, помогать фронту. Основная тяжесть легла на плечи женщин. Они ходили за плугом, а порой и сами впрягались в него, ведь тягловой силы почти не осталось. Вручную сеяли, косили, вязали снопы и молотили их. Когда появились ручные веялки, мы, ребятишки помладше, становились по двое на подставленные ящики и крутили ручки. Те дети, кто постарше, уже могли делать другие работы. Все для фронта, все для Победы — таким был лозунг тех дней.
В школу я пошел учиться осенью 1944 года. Зимой в школе было холодно, чернила, сделанные из свекольного сока и сажи, замерзали. Писали мы на обрывках бумаги, потом нам выдали тетради и ручки. Тем не менее учился я хорошо, и после окончания десятого класса меня отправили в Новосибирск — там жила сестра отца. В Новосибирске поступил в НИИЖТ. Когда проходил преддипломную практику в институте «Сибгипрошахт», мне предложили прийти туда на работу, что я и сделал. Потом преподавал в Сибстрине. Словом, хорошая, интересная, наполненная жизнь. Но детство, проведенное за колючей проволокой, останется со мной навсегда...