«Эту бомбу он вынашивал очень долго…»
Трагедия в Керчи всколыхнула профессиональное сообщество. Психологи высказывают свою точку зрения на случившееся
Стоит ли надеяться на рамки металлоискателей и можно ли по внешнему виду подростка понять, что он дошел до крайности? В беседе с детским психоаналитиком Константином Зубахиным «Советская Сибирь» узнала, что нужно делать, чтобы не допустить повторения трагедии.
— Как, по-вашему, стоит ли надеяться на сторожей и воспитателей, отправляя ребенка в школу или детсад?
— Я думаю, нет. Для того чтобы сторож был эффективным, он должен быть параноиком, а это далеко не каждому дано. Во всех остальных случаях воспитатели и охранники расслабляются уже через неделю-другую.
Но дело даже не в этом. Все эти случаи — в Керчи, у нас в Барабинске в прошлом году — это то, что произошло внутри учреждения. Эту бомбу, которая взорвалась в колледже, парень вынашивал очень-очень долго. Этого не заметили, спустили на тормозах, выпнули из школы. И в колледже с ним происходило то же самое или еще хуже.
Это сложно скрыть
— Как вы считаете, можно ли по внешнему виду человека определить, что через месяц он возьмет ружье и пойдет стрелять в людей?
— Как клиницист я могу сказать, что просто так на такой шаг никто не идет. Тем более чтобы потом еще и покончить с собой. Он действительно в своем внутреннем мире дошел до такой точки, за которой он себя просто уже не видел. Обычно такие ребята терпят очень-очень долго, а потом с ними происходит совсем уже непереносимая ситуация, и они взрываются. Испытывая сильный стресс, ребенок или подросток пытается разрушить все вокруг, включая себя. Когда такое случается, все делают испуганное лицо и почему-то не заглядывают назад, не изучают вопрос, что происходило с этим ребенком за неделю, за месяц, за год до этого. А ведь там происходили очень серьезные события. Такое сложно скрыть, тем более что у него и не было такой цели.
Охранник — важный человек
— В школе учится 1 200 человек и больше. Можно ли уделить достаточно внимания каждому ребенку, чтобы заметить надвигающуюся опасность?
— Я считаю, что да. Но нужно, чтобы взрослые, которые с этим ребенком находятся, обладали хотя бы минимальной заинтересованностью. Я сейчас про преподавателей, директора, завуча. Даже охранник — это тоже важный человек в школе. Он каждое утро встречает детей, наблюдает их в фойе, и если кого-то подвергают травле или просто он замечает, что этот парень или девушка всегда одни, у них явно нет друзей, — это тревожный сигнал.
Потому что если у ребенка по какой-то причине нет возможности говорить о своих проблемах дома с близкими и нет другого какого-то взрослого или даже сверстника, с кем он может все это выразить, выплеснуть, он в конце концов находит способ выразить все это через девиантное, разрушительное поведение. За ружье хватаются, конечно, в самых крайних случаях, чаще это криминал, наркотики, самоповреждения.
— Вы говорите, что даже охранник, наблюдая за детьми, может заметить, что у некоторых проблемы с общением. Но что ему с этой информацией дальше делать?
— Обсудить ситуацию с другими сотрудниками, которые с этим ребенком взаимодействуют. Не в смысле «настучать», а решить, как помочь в данном случае.
Могу сослаться на свой опыт — клинические встречи в формате балинтовских групп (метод групповой тренинговой работы, разработанный психотерапевтом Майклом Балинтом. — Прим. ред.). Это когда собираются люди, работающие в одном учреждении, и разбирают какой-то конкретный случай или конкретного ребенка. Каждый собравшийся высказывается, исходя из своего опыта, своего видения ситуации, и они, обмениваясь этими мнениями, вырабатывают какую-то общую стратегию взаимодействия с этим человеком.
Допустим, в детском саду был очень тяжелый ребенок, который часто закатывал жуткие истерики, раскидывал игрушки, бросался на детей с кулаками. Обычная позиция воспитательницы: он отвратительный, гадкий ребенок, нужно срочно его наказать. После того как мы начали так работать, они научились смотреть другими глазами, задаваться вопросом, что с этим ребенком происходило до того, как он начал так кричать. И выяснилось, что в каждом конкретном случае была своя причина. На следующем шаге участники группы делились своими собственными находками, когда и как им удалось успокоить этого ребенка, разрешить конфликт, не доводя до истерики. Происходил обмен опытом и снятие тревоги.
— Охранник тоже должен посещать такие группы?
— В идеале да. Охранник может поделиться своими наблюдениями, учителя — своими, школьный психолог с какой-то третьей стороны поможет взглянуть на этого ребенка, педагог дополнительного образования — с четвертой.
Чем поможет школьный психолог?
— Разве школьный психолог не может самостоятельно решить эту проблему?
— Есть две сложности в работе школьных психологов, и прошу их не обижаться на мои слова. Во-первых, их не очень-то учили этому. Наше классическое психологическое образование не готовит к практической работе, к сожалению. Им дают кучу теории, но, как ее применять, не учат. Можно тестировать каждый день, и некоторые тесты, наверное, даже что-то покажут. Но потом с этой информацией нужно что-то делать, а что и как — этого они зачастую не знают. Допустим, покажет их тест высокий уровень агрессии в каком-то классе, а дальше что? К тому же у них на подобные действия и времени-то нет, они же тестируют бесконечно. У них тысяча человек в школе, и всех протестируй. Плюс они, как и учителя, завалены бумажной работой, кучу отчетов пишут.
Вторая сложность — далеко не каждый ребенок захочет говорить с сотрудником учреждения, если он какой-то стресс испытывает именно в этом учреждении.
— Выходит, лучше, когда психолог приходящий?
— Как вариант. Приходящий психолог смотрит на ситуацию со стороны, независимым взглядом. При этом ему необязательно знать всех детей в школе, нет такой необходимости. Можно работать по запросу, с конкретными детьми, у которых есть сложности. Думаю, было бы неплохо как минимум дать педагогам инструменты для наблюдения за детьми, а также возможность эти наблюдения обсудить, отрефлексировать и применить их. Это позволит хотя бы предупредить самые радикальные ситуации, а в перспективе — разрешать их самостоятельно. По сути, это и образовательные действия в отношении педагогов, и помощь им в профилактике профессионального и личностного выгорания. Это позволило бы восстановить и использовать ту систему отношений в образовательном учреждении, которая почему-то была сметена реформами последнего времени. Если в жизни ребенка будет присутствовать хотя бы один взрослый, заинтересованный в нем, психически стабильный, то не будет необходимости детей через одного водить к психологу.