16:48 / 06.06.2018 / Общество

Мужская нота в женском характере

Лариса Каюткина, председатель ТСЖ, 64 года, Новосибирск

Я родилась в Новосибирске, в роддоме № 5, он находился возле сквера Гагарина в Ленинском районе. На месте моего детского садика сейчас стоит церковь. Хорошие, добрые были времена. Все жили одинаково. Помню наш частный сектор в Южном поселке. Взрослые оттуда ходили пешком на Станционную — кто-то работал на «Сибсельмаше», кто-то на металлургическом, кто на НВА. А школа была рядом. Зимой 1964 года (я тогда училась в 4-м классе) ударили 45-градусные морозы. Ребятишкам наказали сидеть дома. Но мама все равно отправила меня учиться. Я пришла — в классе никого. Развернулась, пошла обратно. Дома холодно, зуб на зуб не попадает. Побежала за дровами, углем, печку затопила. Такие мы были самостоятельные, дети того времени. Сейчас ребятишки совершенно другие.

Мы с сестрой выросли без отца: родители развелись, когда мне было лет пять-шесть. Он уехал, и больше я его не видела. Алиментов не платил, мама вырастила нас сама. Мне не хватало отца. Недавно нашлись мои двоюродные сестры, которые живут в Горном Алтае. Они рассказали, что у нас есть единокровная сестра Галина Германовна.

С будущим мужем познакомилась в военном городке, что в Октябрьском районе. Кого там только не было! Даже армяне, среди которых были племянники Джигарханяна. Подруга позвала туда на танцы, у нее парень был. Мне всегда нравились высокие, русоволосые ребята с голубыми глазами. Как раз с таким я танцевала, договорились о свидании. Но на следующий день на проходной мне сказали, что он в наряде. Значит, не судьба. И тут подошел мой будущий муж. Такой красивый брюнет, ямочка на подбородке, просто одетый. Всего два месяца дружили. Предложение ему сделала я. Дело в том, что наш дом шел под снос. Мама «выпинывала» меня замуж, чтобы квартиру дали. Я не хотела замуж. Как я мучилась сомнениями! Но все-таки сказала парню: «Юр, я тебе говорила, что наш дом сносят? Так вот, если не даешь согласия на брак, завтра не встречаемся». И мы поженились. Никогда об этом не пожалела.

На Затулинке нам дали однокомнатную квартиру на восьмом этаже. Первое время лифт не работал, а мы этого не замечали, потому что были молодые, легко бегали по лестницам. Все, что было в нашем первом доме, это диван-книжка, подаренный мамой, стол на кухне, переделанный из большого (по-другому он не помещался), и пианино «Сибирь». Тяжеленный черный инструмент когда-то давно купила мама, мечтая, чтобы мы учились музыке. От постоянных перепадов температуры в старом доме пианино испортилось — от него шел такой скрип! Пригласили специалиста, и он нас расстроил: чтобы его восстановить, надо заплатить 200 рублей. По тем временам это было дорого. Пришлось пианино разобрать. Из досточек сделали полки, а сердцевину-«арфу» с натянутыми струнами — чистая бронза! — просто вынесли на мусорку.

На сексуальную революцию смотрю отрицательно. Я девственницей выходила замуж. Когда моей дочери зять сделал предложение, то сказал мне: «Мы так поживем». Нет, ответила я, «так» вы не поживете. Только через регистрацию и свадьбу. Мы такую свадьбу устроили! У нас-то с мужем своей свадьбы не было, просто скромно расписались...

Все мои мечты исполнились. В юности я стюардессой стать хотела — и стала. Во-первых, знала, что заработки хорошие. Во-вторых, очень хотелось путешествовать. Просто оторваться — от Владивостока до самых до окраин полетать, увидеть мир. На медицинской комиссии меня во все стороны крутили, в глаза смотрели. Утвердили, прошла подготовку, и 2 февраля 1974 года состоялся мой первый рейс. Стюардессы в то время носили голубую форму, мне такую заказали в ателье. Но к первому полету одежда не была готова, пришлось девчонок попросить. Нашелся темно-зеленый пиджачок, и в нем я полетела в Киев. Здесь морозы трещали, вьюга, а в Киеве весна! Я всю жизнь мечтала уехать в теплые края, но так и осталась в Сибири...

Раньше в самолетах, мне кажется, лучше кормили. Обязательно давали курицу. Причем самая вкусная курятина была почему-то в Челябинске.

Досмотр багажа ввели только в 1974 году. Я как раз ждала ребенка, и меня перевели на досмотр, потому что летать я не могла из-за сильного токсикоза. Мутило меня от всего, особенно от запаха жидкости, которой заправляли туалеты в самолетах. Перебирать чужие вещи в чужих чемоданах было ужасно. Сейчас досмотр — это норма, а тогда пассажиры к этому не привыкли. Попадались грубияны: «Что, бомбу найти хочешь?» Я отработала неделю и наотрез отказалась. А  вообще тогда не встречались дебоширы, из-за которых совершаются вынужденные посадки, как сейчас. Люди мало летали, воспринимали перелет как праздник, готовы были бортпроводников на радостях расцеловать.

Романов с летчиками у меня не было. Летчики — они, конечно, похотливые, как все мужики. А какой он мужчина, это зависит не от профессии.

Любимую профессию пришлось оставить. Муж порой чуть ли не ультиматумы ставил: или небо, или дети, семья. Даже развод. Я с ним долго воевала, но как-то раз приехал он в аэропорт меня встречать: «Летаешь, а ребенок с такими соплями». Это было последнее слово. Бросила летать. Потом небо иногда снилось в окне иллюминатора.

Я родилась женщиной, но у меня все время какая-то мужская нотка проскакивает. Хочется взять молоток, пилу, самой сделать. Муж все время напоминает мне о зонах ответственности: «Что ты лезешь сюда? Иди на кухню!» А мне на кухне неинтересно.

Самое большое испытание — смерть дочери. После этого не знала, как жить. У меня было предчувствие — она очень часто говорила о загробной жизни. Когда человек думает о жизни, с ним ничего не случается. А если думает о смерти, точно знаю, смерть приходит под любыми предлогами. Если бы не друзья, я бы, наверное, не настроила себя на дальнейшее продолжение жизни.

Родная кровь — это… не важно. Родные могут быть гораздо дальше, чем чужие люди. У меня есть подруга, она мне как сестра. Даже если с ней поспорим, то никогда не поссоримся.

С людьми очень трудно. Больше всего претензий у тех, кто ничего сам не сделал для других. Главное в жизни — честность, открытость, ответственность за то, что происходит с тобой и вокруг тебя. Желание жить и работать тоже очень важно, потому что только от этого зависит то, что мы создаем.

Человеку постоянно прилетает по макушке. И он должен каждый день прожить, чтобы ему не прилетело. Муж сказал, что жизнь — это подарок. А я считаю, что это испытание.