Война помешала
Сессия закончилась, и я приехала к тете Клаве в Асино, что недалеко от Томска. Утром проснулась от печально-певучего голоса кудрявой рыжеволосой женщины, гладившей меня по голове.
— Галя-то могла стать Санечкиной и моей дочкой. Не сбылось! Война проклятая помешала...
Тетя Клава успокаивала незнакомую мне женщину:
— Хватит, Фрося, плакать. Столько лет прошло, а все ревешь по Санечке.
— Еще и во сне вижу. Смотри, у Гали глаза, брови, нос, уши Санечкины.
Сели за стол. Фрося протянула мне тети-Клавины постряпушки:
— Ешь как следует. Поди, голодаете в общежитии.
В тот далекий от сегодняшнего день узнала о любви на всю жизнь Фроси к моему отцу. Санечка был совсем не богатырского телосложения, парни покрасивее ходили за рыжеволосой красавицей, но уж такой деликатный, разговорчивый, веселый... Вот и влюбилась Фрося в Санечку.
По щекам женщины текли торопливые слезы, она даже не пыталась их вытирать и все вспоминала, вспоминала...
— Война проклятая помешала нашему с Санечкой счастью, доченька. Его отец погиб, сын прибавил годы и ушел на фронт. Многие так делали. Писал Санечка с фронта, а я целовала военные треугольнички и буквинки ровненькие. Но пришло черное известие: погиб.
В то непростое для несостоявшейся отцовой невесты время вернулся с фронта сосед на уцелевшей ноге. Сосватал солдат девушку. Когда после Победы приехал Санечка, у Фроси побелели виски. На фронт отец уходил веселым парнем, вернулся серьезным и молчаливым, не по годам взрослым мужчиной. Конечно, Санечка не обходил вниманием женщин и девчат. Фрося плакала, ревновала. Мужа так и не полюбила, хотя тот в жене души не чаял.
Санечка сменил военные погоны на мирные, получил образование, должность. Через три года женился на учительнице — моей матери. Невмоготу было Фросе смотреть на счастливую пару — уговорила мужа уехать к родне в Асино. Дом купили возле тети Клавы. Надо же было такому случиться: именно в этот город отца перевели из Томска! Увидела Фрося своего Санечку у соседки и упала в обморок.
Прошли не просто годы — десятилетия. Я давно из студентки превратилась в пенсионерку. Фрося похоронила мужа, сына, ослепла, живет в Рождественке у внучки. Туда мы с тетей Клавой и поехали. Фрося ждала гостей с утра. Надев новую юбку, кофту, повязав нарядный фартук, она сидела на лавочке у ворот.
За стол Фросю и меня посадили рядом. Нащупав в вазе пирожок, она прошептала:
— Ешь, Галя, нагуливай тело. Нежирненькая ты, в Санечкину породу пошла.
Отобедав, мы с Фросей уселись на диван. Она прижалась седенькой головой ко мне:
— Дай поглажу лицо. Ой, уже морщинки. Да знаю, как нелегко оставаться без сынов — Санечек. А ведь ты могла бы быть Санечкиной и моей дочкой…
Узнав, что отец умер, Фрося опечалилась: хоть он чуть помладше, рановато улегся в землю-матушку:
— Все война проклятая, ранения да ужасы. С фронта Санечка вернулся с простреленными ногами да больным желудком. Да и потом работка-то у отца твоего была не из простых.
Слушала я Фросю, грелась у ее теплого бока, мучаясь мыслью: сказать или промолчать? Ведь отец на год был командирован в Рождественку. Не смогла скрыть. Фрося всплеснула сухонькими руками:
— То-то все время мое сердце трепетало, доченька. Какое счастье выпало! Хоть в последние годочки подышу тем же воздухом, что и Санечка!
Но тревожила еще одна мысль: отдать или оставить? Подумала и достала из кармана любимый мною носовой платок отца. Фрося поцеловала его, прижала к сердцу, опять поцеловала и заплакала:
— Санечкой пахнет. Скажу внучке, пусть с этим платком меня в вечную жизнь отправят, а голову покроют тем, что ты подарила. Ой, Галя, ведь могла же стать Санечкиной и моей дочкой. Война жестокая помешала...
Да, если бы не война, у многих судьбы сложились по-иному. У меня, может, были бы другие мать, имя, жизнь. Но тогда не было бы этой житейской истории.
Галина АНТОШИНА, Убинский район