EUR 108.8705 Актеры боятся умирать в кадре
Актеры невероятно суеверны. Почему умирать в кадре — опасно, а исполнять партию Германа в «Пиковой даме» — рискованно?
О мистике и загадках в своей жизни в канун самых сказочных праздников рассказали сценические злодеи, самоубийцы, ревнивцы и один создатель театральных кукол.
Чихать на внушения
Дмитрий СИБИРЦЕВ, директор «Новой оперы», сын знаменитого тенора Александра Сибирцева, выдающегося советского и российского оперного певца:
— У моего отца однажды случилось несчастье: он перед «Пиковой дамой» делал себе ингаляцию и случайно проглотил колпачок. После этого полгода не пел. «Пиковая дама», «Фауст», «Сила судьбы» — это спектакли, перед самой премьерой которых всегда что-то случается. У нас в театре была премьера «Фауста» — два ведущих исполнителя получили травмы. Один из них порвал мениск и был вынужден обыгрывать в спектакле трость. Почему так бывает? Невозможно объяснить. Есть поверья. Все суеверны. Во что веришь, то и срабатывает. Даже в повседневной жизни. Любой вокалист, наверное, знает: окажись он в толпе подхвативших вирус людей, но оставаясь об этом в неведении, останется здоров. Но если, не дай бог, кто-то рядом чихнул — просто так, не потому что грипп, — утром встанешь с температурой и трахеитом. Пример надо брать с Ольги Перетятько. Звезда мировой оперы бегает десять километров каждый день при любой погоде! Вот это человек новой формации, который сам влияет на все.
Кукол обижать нельзя
Владимир ВЕСЕЛАГО, заведующий художественно-постановочной частью Областного театра кукол:
— В нашем театре около тысячи кукол. Самые «взрослые» старше большинства сотрудников — они родились в 1956 году. И эта огромная армия — история, души актеров, вложенные в каждый персонаж. Вы это ощущаете, когда входите туда, где хранятся куклы. На вас обращены сотни глаз. Кажется, что они за вами следят. Они бывают своевольны: вы их повернете так, а они развернутся этак. То, что с ними нельзя плохо обращаться, актеры знают. А то, что у каждой куклы свой характер, знает каждый мастер. И здесь все как в жизни и как с людьми. К одной еще на стадии изготовления лежит душа, а к другой почему-то нет. И все получаются разными!
Большинство актеров к куклам относятся трепетно. Следят, чтобы вовремя ремонтировали, стирали им одежду. И неудивительно: они одушевляют их, вдыхают в них жизнь. У нас был спектакль «Три поросенка». Там герой, который появился непонятно зачем, — гусеница. Актриса, которая ее играла, эту гусеницу обожала. Она затмевала всех, смотрели только на нее. И когда спектакль сняли с репертуара, мы эту гусеницу подарили актрисе.
Магазинные куклы, увы, не всегда внушают любовь. Например, у моей внучки вся комната завалена отличными с точки зрения индустрии игрушками, а недавно ей подарили куклу стоимостью под тридцать тысяч рублей, но... Ребенок играет с тряпичной куколкой, которую сделали в нашем цехе. Моему сыну коллеги сотворили медведя. Он был из сапожного меха, более свободен в движениях, чем магазинный: лапы сгибались и разгибались, он мог замирать в любой позе. Мишка жил с нами двадцать лет и запомнился навсегда.
Приношу на спектакль иконы
Олег ВИДЕМАН, солист новосибирской оперы, постоянный приглашенный солист Большого и Мариинского театров, лауреат премии «Золотая маска», заслуженный артист России:
— Все мои роли — драматические, люди со страшными внутренними переживаниями, муками и часто трагической судьбой. Герман — игрок, сошел с ума, Радамеса в «Аиде» приговаривают к погребению заживо. Отелло верит клевете и убивает любимую. Хозе, юный и чистый, влюбляется в зрелую женщину Кармен, которая им манипулирует, а потом отвергает его. Это колоссально вытягивающие жилы партии. После спектакля мне нужно восстанавливаться дня три. Но, слава богу, со мной не происходило ничего плохого ни в период работы над этими ролями, ни в период спектаклей.
Правда, два года назад в Мариинском театре все же был случай. Я пел Радамеса. Тогда мне только сделал операцию — эндопротезирование тазобедренного сустава. Во время действия, после сцены на малой площади, идет затемнение. Ты проходишь через дверь в занавесе и уходишь, а этот занавес, скрепленный внизу огромной балкой, сразу начинает подниматься. И в тот момент, когда я переступил через занавес, он пошел вверх. Я оказался на балке, поднимающейся с огромной силой. В доли секунды я увидел, что произойдет дальше: меня унесет под колосники, и если я хлопнусь оттуда, то все, конец. Если упаду сейчас — будет травма, и надолго. Времени размышлять не было, я выбрал последнее — перевернулся и упал на сцену. Лежу и прислушиваюсь: сломал что-то или нет. Ко мне подбежали. Я поднялся, прошелся — все в порядке. И спектакль продолжался, спел я прекрасно...
Знаете, я обязательно приношу с собой на спектакль иконы Девы Марии и Иисуса Христа, Георгия Победоносца, старцев-чудотворцев, покровителя певцов Романа Сладкопевца. Они подарены разными людьми, некоторые из них я сам привез из городов, где гастролировал. И я молюсь. Думаю, что самое главное — каков подтекст того, что ты сам поешь. Потому что одним и тем же словом можно и убить, и воскресить.
Она не хочет умирать во мне...
Зоя ТЕРЕХОВА, актриса театра под руководством Сергея Афанасьева, заслуженная артистка России:
— Безусловно, есть такие вещи, в которые лучше не лезть. «Мастер и Маргарита», «Вий»… Это не суеверия, это чистая правда, закон не физический, а духовный. Если ты будешь там играть, к тебе притягиваются злые сущности. Это сто раз испытано мною. Был у нас спектакль «Вий». Все его декорации сгорели. Тогда еще курили поголовно. Нас позвали на репетицию, и кто-то не затушил сигарету. Загорелся диван, все запылало. Малой кровью еще отделались... Спектакль больше не шел.
А «Божественная комедия»! Ее мы играли, когда я училась в культпросветучилище. Там тоже пострадали люди: те, кто Бога играл, и другие такого плана роли. У кого-то кто-то умер, у других были серьезные неприятности. Я умоляла Сергея Афанасьева не ставить этот спектакль, но он в это не верит. И так случилось, что постановка так и не дожила до премьеры, закончилась на уровне репетиций.
Ты играешь, и ты сам превращаешься в этих персонажей. Если актер хороший, ему еще больше достанется. Ведь все через себя пропускаешь. Я играла Анну в спектакле «Звезды на утреннем небе», алкоголичку, так на меня орали все кому не лень — в трамвае, в метро, когда зарплату приходила получать. Начала играть Аркадину в «Чайке» — подружки со мной дружить отказываются: «Ты чего такая злая?» Да это не я, это она! Пока ищешь образ, он вылезает, потому что на себя его примериваешь. Что играешь, то на тебе и отражается. Потом, в период работы, это проходит: впускаешь персонаж в себя на спектакль, отыграл, говоришь: «До свидания» — и все. Хотя, когда снимали Аркадину, звонила подруге: «Я не могу, она так орет во мне, она не хочет умирать во мне никак». Жуть! Привязываются эти фантомы…
А бывают обратные вещи. Вы замечали, как влюбленные притягивают к себе окружающих? Я влюблялась, думала: «Что с мужиками, что они все на меня западают?» Подружка моя опытная, старше меня на пять лет, говорит: «А как ты хотела? Хотят погреться. Все хотят тепла, лучиков, переживаний. Поэтому и тянутся». Опять те же законы, только духовного мира.
СПРАВКА
Фильм «Вий» стал первым «ужастиком по-советски». Ленту снимали в 1967 году, и с тех пор любая мистическая история вокруг этого кино как бы подтверждает: постановка этого произведения Гоголя навлекает несчастья. Вот, например, во время полета в черном гробу актриса Наталья Варлей, игравшая панночку, выпала. Поймать на руки «ведьму» успел партнер по сцене Леонид Куравлев. Актриса отделалась испугом, а вот Хома неделю не мог участвовать в съемках — сильно потянул руку. Спустя почти 40 лет «Вий» «аукнулся» деревянной церкви Пресвятой Богородицы села Горохолин Лес, где снимали ряд сцен: 20 февраля 2006 года храм сгорел дотла.
АКТУАЛЬНО
