Ролен НОТМАН: «Книги рождаются в сердце»

Ролену Константиновичу Нотману, известному новосибирскому журналисту и писателю, лауреату премий имени Гарина-Михайловского и Зазубрина, 28 августа 2012 года исполняется 80 лет

За время работы Ролена Нотмана научным обозревателем «Советской Сибири» увидели свет три книги — «Предназначение», «Преемственность» и «Новое поколение» в серии «Интеллигенты России». Это очерки об основателях Сибирского отделения Российской академии наук и научных академических школ. Вообще, книги Нотмана (романы «Приоритет», «Капустник», «Неприкаянный») и многие его рассказы имеют в своей основе подлинные факты из жизни собственной семьи, коллег и друзей.

Дальний и ближний бой писателя и журналиста
— Ролен Константинович, есть примеры, когда писатели становились журналистами. Особенно это характерно для времен Великой Отечественной войны. Какая война — с чем или кем — заставила вас, по природе талантливого писателя, отдать журналистике десятки лет?

— В журналистике действительно можно воевать — оперативно, зло, критично, адресно. С кем воевать? Увы, в нашей жизни много адресов было и осталось еще столько, что хватит на век газетной журналистики. А книги — это дальнобойные орудия, и порой «снаряды» долетят только до будущего читателя.

— Более 40 лет работать в ежедневной газете, причем до сих пор с непревзойденной продуктивностью, и находить время писать книги, переключаясь на совершенно другой формат мышления, — такой завидный способ самоорганизации вызывает только один вопрос: как такое можно выдержать физически, не говоря уже о других ресурсах: духовных и интеллектуальных?

— Вы на меня не обидитесь, как и все, надеюсь, журналисты, которых я отношу, и прежде всего себя, к «газетным клячам». Читатели, к счастью, и не подозревают, каким трудом даются заметки, заметочки, корреспонденции и очерки, если журналист действительно профессионал. Сколько сил, борьбы (с самим собой, коллегами, главным редактором, чиновниками), сколько споров, метаний, порой и ночных, уходит на то, чтобы на полосе появились хороший текст, заголовок, прозвучала важная — может, только для сегодняшнего дня — мысль! Завтра все это потеряет актуальность. И мы, газетные клячи, тащим этот воз, не претендуя на высокие зарплаты (их в газете никогда и не было), на высокое признание, славу. За 42 года работы в «Советской Сибири» я ни разу не сорвал ни одного редакционного задания. Я этим горжусь. Это просто настоящий труд, который нужен обществу, людям. Это согревает. Ну, это пафос, а что касается меня: ненавижу скуку. Бывая в гостях у друзей в Германии, Швейцарии, уже через неделю я начинал ныть: хочу домой. Однажды из Германии мы должны были поехать в Париж. Все так удивились, когда я отказался, — ведь это так интересно! Уверен, что так и есть, но мне прежде всего интересны люди, везде, в любых краях. А что я узнаю о них за два дня поездки?

Когда исполнилось 60 лет, наступил пенсионный возраст, я счел своим долгом зайти к главному редактору и сообщить ему об этом. Ответ был коротким: «Ролен Константинович, идите и работайте». После чего я еще 15 лет служил в «Советской Сибири».

Квартирка с бочкой квашеной капусты
— По рождению и кругу родни вы не сибиряк. У нас как всегда было? Все, кто могли, «понаехали» в Москву или в ваш любимый Питер. А вы здесь. Чем вас так привязала к себе Сибирь?

— Уточню: все же сибиряк — с четырех лет. Когда отец был признан «врагом народа», матери, оставшейся с двумя детьми, пришлось искать работу. Из ЛГУ ее просто выгнали. Потом, много лет спустя, она вернулась, чтобы защитить там кандидатскую, а потом и докторскую диссертации… А в те времена, потеряв работу, она объехала несколько городов в поисках места, но везде был отказ. Только в Новосибирске приняли, дали ЖАКТовскую квартирку с коридором и бочкой квашеной капусты.

Матери удалось навестить отца в ГУЛАГе всего один раз, после этого мы его уже не увидели... После реабилитации отца родственники звали ее домой, в Ленинград, там и квартиру давали взамен утраченной. Но мать была настолько благодарна городу, который спас ее и детей в трудные годы, что решила остаться в Новосибирске.

В наше время я как сын реабилитированных родителей тоже мог бы претендовать на жилье в Питере, на возвращение в родные места. Но я, как и мама, счел своим долгом остаться. Новосибирск давно стал мне родным.

370 писем моего брата
— Какую тему вы бы назвали неоконченной в вашем творчестве?

— Их много, но они не вызрели еще ни в душе, ни в сердце. У меня хранятся 370 писем моего брата, известного мореведа, доктора наук. Он всю жизнь прожил в Москве, там вся информация, все его изыскания, не считая, конечно, тех, что привязаны к морским берегам. Тема, честно скажу, далека от моих интересов. Но тот научный, личностный потенциал, которым обладал мой брат, не дает мне покоя: я должен об этом написать. Я часто думаю о том, по каким причинам он отказался от пенсии как сын репрессированных родителей. И знаю, что еще многие не получают эти деньги просто потому, что они каждый раз будут напоминать о трагической гибели родных. А может, и потому, что не могут это простить власти.

Генрих был самым умным, самым мудрым из нас, троих братьев. Возможно, потому что ему пришлось взять на себя все тяготы жизни, которые свалились после того, как мы лишились сначала отца, который был сослан, а потом расстрелян, и матери, которую также арестовали и отправили на лесоповал. После десятого класса Генриху пришлось осваивать профессию слесаря, чтобы сразу идти работать и кормить нас. Он настолько привык о нас заботиться, что уже в благополучные времена постоянно спрашивал меня: «Роленька, ты не голодный?».

О моем младшем брате Сергее я уже издал книгу — он главный герой моего романа «Неприкаянный». Перед старшим я пока в долгу.

Вторая книга, которую я планирую издать, — книга рассказов. Очень много сюжетов скопилось и в памяти, и в сердце. Книги, конечно же, рождаются прежде всего в сердце.

В эпизоде — целый мир
— Недавно перечитала ваш рассказ «Ишак Яшка» — настолько живая картина человеческой жизни… Что помогает увидеть в простом эпизоде целый мир характеров, лиц, отношений?

— Прежде всего, конечно, опыт, жизненный, журналистский, писательский, да и семейный тоже. Привычка «закадрового мышления»: если видишь только часть человеческой натуры, то остальное просматривается порой благодаря одному эпизоду, в котором видна личность. С ее отношением к людям, животным, миру, деньгам, к самому себе. Я написал много, но есть рассказы и рассказики, которые я очень люблю: с ними связаны особенно теплые воспоминания о людях, которые, сами того не подозревая, вдохновляли на писательский труд. Кстати, читательская аудитория очень чутко реагирует именно на такие истории. Вот недавно я получил письмо от читателя по поводу упомянутого вами рассказа «Ишак Яшка»...

Перед чистым листом как перед исповедью
— Разделяете ли вы мнение, что читатели все больше перемещаются в виртуальный мир? Читают в Интернете, покупают электронные книги, а бумажные носители уходят в прошлое. Или бумажная версия обладает какими-то бессмертными ресурсами?

— Для меня — да, именно бессмертными. Бумага — ее физически ощущаешь. Чистый лист волнует так, как будто ты перед исповедью… Читаешь-листаешь, остановился, есть время подумать. Весь этот процесс соединен с душой. «Печатный» век более аналитичный, глубокий, страстный. Монитор, мелькания — преходящи, мимолетный контакт для получения какой-то информации и не более того.

— Читатели «Советской Сибири» интересуются: где можно найти ваши книги? Размещаются ли они в Интернете?

— Книги раздариваются, причем так, что потом приходится «выкупать» их у обладателей, поскольку у меня не остается даже одного экземпляра. Тираж книги «В мороз» был по тем временам небольшой — всего 18 тысяч экземпляров, и он разошелся за три дня. Большинство моих книг написано до эры Интернета, но теперь при переиздании нужно, конечно, подумать и о размещении в Интернете.

Я встречаюсь со своими читателями: такая встреча была совсем недавно и оказалась очень полезной. Мне давали какие-то советы, оценки. Все было очень любопытно. А потом один новосибирский критик резюмировал все выступления, посоветовав мне писать, не теряя времени, «о своей родне, судьбе, семье». То есть не выходить из темы...

МНЕНИЕ ЧИТАТЕЛЯ
— Здравствуйте, дорогой Ролен Константинович! Спасибо за «Ишака Яшку». Этот рассказ мне очень близок, так как я 11 лет жил в Чирчике и Ташкенте, на ишаках тоже катался. Мне всегда было их очень жаль. Хозяева-узбеки использовали их на всю катушку весь садовый сезон, а к зиме выгоняли вон со двора. И они как бродячие псы ходили по свалкам, рылись в кучах мусора. Узбекам легче было весной купить нового ишака, чем кормить старого до нового сезона. Но вашему Яшке очень повезло, он работал на украинского хозяина, жил сытно и вольготно. Написано с юмором, я читал в электричке, когда ехал вчера домой, смеялся так, что люди на меня оглядывались.

Сергей БАВИН