Рядовые войны

Дернет старый кружечку, дождётся, пока по старым жилам побежит тепло, и заведёт извечную тему о пчёлах. А о чем ещё говорить? Живут они с бабкой уже больше полувека, дети давно разлетелись по белу свету, да и соседей в селе практически не осталось: молодежь по городам разбежалась, а старики почти все вымерли. В такие холодные вечера только и остается, как жить воспоминаниями о былом. Бабка же на просьбу Захара только отмахнулась:

— Сам еле живой, а всё «плесни». Не устоялась еще твоя медовуха, пусть до праздников постоит.

Под праздниками Елена подразумевала Первомай и День Победы. Если Первомай часто проходил буднично, то Победу со старым они отмечали особо. И не только потому, что выстояли войну. В тот день они с Захаром, можно сказать, стали мужем и женой. Молодой солдатик, находясь на излечении в госпитале, сделал в праздничной суете предложение санитарочке со смешными косичками. Так и идут по жизни рука об руку.

Захар поругался на жену беззлобно:

— Всё тебе, старая, жаль!

— Дуралей ты, Захарка, посмотри на себя — как весна, так корёжит. Так и своих пчёлок на лето не выпустишь.

А ведь права была бабка, как ни крути, последнее десятилетие у Захара каждую весну начинались головные боли. Давала себя знать контузия.

Обидно было — их, ещё сопливых пацанов, в марте 45-го направили сразу на передовую. И был у Захара всего один бой — тяжёлый, злой. Только в памяти и осталась от него вспышка взрыва. И все — потом госпиталь, Победа. И вот уже более шести десятков лет пытался он узнать подробности, писал в инстанции. Ответ был один — часть расформирована, данных нет. И успокоился старый, махнул на всё рукой.

Елена навела в чугуне варево, собралась покормить поросёнка, а деду наказала снова на печь лезть, кости больные греть. Только было собралась открыть дверь в сени, как в неё постучали. В избу вошли двое военных.

— Иванов Захар Фёдорович здесь живет? — получив утвердительный ответ, майор снял фуражку. — Ну, отец, заставил ты нас попотеть. В вашу деревеньку сейчас по распутице не попасть совсем.

Бабка смахнула полотенцем со стола несуществующие крошки, включила самовар:

— Проходите, сынки. Гостей-то у нас почти не бывает, но к чаю всегда печенюшка найдется.

В центре круглого стола мигом появились ватрушки, мёд, чашки.

— Мы по службе, не чай пить, — майор посмотрел на свои тяжелые от грязи сапоги.

— Ты, сынок, послужить успеешь, я сама военная, знаю, как нелегко на работе вашей. Идите сапоги у крыльца сполосните, и к столу.

Когда дед Захар, переодевшись, вышел в комнату, вернулись и майор с лейтенантом.

— Дедушка, мы к тебе по важному делу. Ты где войну закончил, в Германии?

— Какой закончил, до сих пор голова от контузии раскалывается, никакой погодный прибор не нужен, за день всё чую.

— Ты, Захар Фёдорович, последний бой помнишь? Как всё было? — майор, прихлебывая чай с мёдом, пытался разговорить старика о том проклятом первом и последнем бое.

— Так, это …я ранен был, в голову. И не знаю больше ничего. Только в памяти почему-то лицо командира, тоже майора, как ты, стоит. Усатый такой, даже фамилию помню поэтому. Усатов. Во как! — дед довольный собой посмотрел на бабку Елену. — Служивые, вишь, воины здесь. А ты чай заставляешь гонять — налей в ёмкость, что ли.

— Дед, ты не торопись, мы здесь по делу. Из Подольска, из архива пришло нам письмо. Награда нашла тебя, дедушка. В том тяжелом сражении ты, Захар Фёдорович, был как герой. И танк фашистский подбил, и командира своего закрыл от гранаты, оттуда и контузия. Тебя в тыл увезли, а наградной лист ушёл куролесить, искать тебя. Так что на День Победы за тобой заедем, орден Красной Звезды вручим торжественно.

Майор ещё что-то говорил, но Захар его не слышал. Он плакал, и рядом с ним сидела и также плакала гордая за своего мужа Елена. Сидели и плакали. Победители. Рядовые войны.

Михаил СИНИЦЫН.
г. Обь.