Её тармакульские летописи

— В январе (было шестнадцатое число, год сорок первый) в армию призвали заведующего Кошкульской школой, и меня назначили на его место...

Про себя замечаю, что профессия действительно накладывает отпечаток на всю жизнь. Преподаватель языковых дисциплин всегда точен в подборе слов. Вот и Накия Кашафовна не сказала: «взяли на фронт». Войны еще не было. Она начнётся через пять месяцев.

Позволив себе авторскую ремарку, снова передаю слово моей героине:

— ...В сентябре сорок второго я вновь вернулась в Тармакуль и с 13 февраля заняла место директора школы, призванного на фронт. С сентября сорок четвертого по сентябрь сорок пятого была инспектором Чановского районо, а после снова вернулась в родную тармакульскую школу и директорствовала там до сорок восьмого года. А в сорок восьмом бразды правления передала старому руководителю. Как мы все радовались, что он благополучно отвоевал и живым, невредимым вернулся домой!

Я преподавала математику и опять же татарский язык. А с 1962 года стала учительницей начальных классов и работала по 1983 год.
...Она с детским восторгом говорит о своих учениках, из которых многие тоже остались верны учительской профессии.

Сейчас Накии Кашафовне Ишмаковой 86 лет. В её биографии есть ещё один замечательный штрих: с 1939 года, еще с Томска, где она получила учительское образование, Накия Кашафовна пишет стихи. Поэзия её основана на местном материале: на старинных легендах, сказках и былинах, когда-то гулявших в народе, но забытых, похороненных временем. А эта женщина возвращает их к жизни...

В Чанах мне рассказывали, что многие ученые-филологи из Казани (Накию Кашафовну там тоже хорошо знают) свои высокие звания и степени получили благодаря ее трудам.

С этим мнением согласна и младшая дочь Ишмаковой Нурдана, работник Министерства культуры Татарстана. Нурдана и её сестры приехали в Тармакуль к матери, чтобы помочь с ремонтом.

— Мама пишет стихи изо дня в день, часто по ночам, — рассказывает младшая. — Мы часто шутим меж собой: «Ну прямо Пушкин».

Накия Кашафовна согласно кивает головой. Она слегка недослышит, но когда речь заходит о поэзии, слух возвращается к ней.

— Вот недавно закончила поэму «Айтуки», — лицо ее светлеет и сразу преображается. — Айтуки — это реальный человек, поэт-импровизатор, который сочинял стихи, не записывая их. Он жил в наших краях в восемнадцатом веке, похоронен в Тармакуле, который раньше назывался по-другому — Онар, а еще раньше — Унар.

Айтуки постоянно волновал мою память, я часто думала о нем, будто это был и мой возлюбленный. Мысленно я часто соединялась с ним в мечтах... И вот разрешилась поэмой, — молодо, белозубо смеется, играя молодыми еще глазами.

...Я тоже призадумался, но по другому поводу. Поэт-импровизатор не оставил после себя ничего (ведь не записывал!), а люди помнят. Может ли быть такое? И мне вспомнились стихи Сергея Маркова, который так же, как и наша героиня, родился в начале прошлого века. Он писал:

А не запишут — не беда!
К тому веду рассказ,
Сказанья устные всегда
Переживают нас.
Наверное, это в самом деле так?

После этого внутреннего диалога прошу разрешения познакомиться с поэмой. Накия Кашафовна достаёт из шкафа толстую тетрадь в клеенчатом переплете. (Замечаю, в шкафу много таких. Наверное, собрание сочинений...)

Листаю и горестно вздыхаю: татарскому языку не обучен. Это тем более печально, что наша деревня стоит рядом с татарским аулом. Татары, прекрасно знавшие русский язык, частенько бывали у нас, а вот мы, русские, как-то не удосужились перенять от них хотя бы самое необходимое. Всего-то и освоил, что несколько матерных фраз, но такой запас явно не годится для чтения поэмы.

— Я буду переводить, — быстрая, словоохотливая Нурдана перехватывает у меня тетрадь. — Айтуки был влюблен в красавицу Фатиму. Но он был простым пастухом, а она — дочь богатых и знатных родителей, которые вознамерились выдать ее замуж тоже за богатея. Но Ядка, брат Фатимы, рассказал об этом Айтуки, они дружили, и Айтуки похищает Фатиму. На двух горячих конях влюблённые умчались далеко от своего родного края и поселились на берегу Иртыша. Жили счастливо, но малая родина позвала к себе, и беглецы решили вернуться домой, надеясь, что родители невесты простят их. Но не тут-то было. Молодых изловили, Айтуки связали вожжами и бросили в темницу. Фатиму отдали замуж за богатого.

Он долго томился в темнице, но и там сочинял стихи о своей несравненной Фатиме...

— Только у поэмы нет конца, — красивая Нурдана виновато разводит руками.

— Но отчего? Накия Кашафовна утверждает, что поставила в ней последнюю точку.

— Думаю, это от большой сердечной боли, которую ее старое, изношенное сердце уже не может вынести... Не забывайте, Айтуки — это конкретный человек, могилу которого можно и, наверное, нужно отыскать...

— Давайте почитаем что-нибудь повеселее, — Накия Кашафовна оживилась, вынула еще одну тетрадь. — В Кошкуле в начале прошлого века жил сказочник Канасу. Его я помню смутно, а вот истории, которые он рассказывал людям, глубоко осели в моем сознании. Моя детская память впитывала их, как губка... Канасу рассказывал истории о славных героических людях Барабинской степи, как они разъезжали по Алтаю, Казахстану, Тургайской долине. В девяносто лет Канасу неожиданно потерялся: думали, что умер старик, но он совершил путешествие на Байкал. Когда его спросили, зачем, ответил, что там когда-то жили его деды и прадеды, он решил побывать на своей исторической родине и после того умереть. Канасу в самом деле вскоре после путешествия умер...

У Ишмаковой есть вещи, которые заставляют серьезно задуматься даже ученых. К примеру, в одном из своих поэтических исследований она утверждает... Однако обратимся к одному из интернет-сайтов. А точнее, к статье Муниры Абсолямовой. Мунира тоже из Тармакуля, сейчас она — редактор одного из процветающих глянцевых журналов Татарстана. Вот точная цитата:

«Духовное правление мусульман назначило деятельного Ибрагима хазрятом Барабинской степи. Аул Онар был основным местом его жительства. Здесь он открыл первую мечеть и медресе для детей-татар.

По рассказам старожилов, второе медресе в Онаре открыл для казахских ребят ученик Ибрагима Кунанбай — отец прославленного поэта Казахстана Абая Кунанбаева, который тоже бывал в сибирском ауле. Народ боготворил Ибрагима-хазрята. По словам старейшей учительницы Накии Кашафовны Ишмаковой, ведущей летопись аула, чапан — неизменную верхнюю одежду Ибрагима-хазрята — местные жители и паломники после его смерти разрезали на кусочки и хранили как реликвии, прикладывали к больным местам тела. Даже после смерти Ибрагима его одежда исцеляла души страждущих так же, как и тела. Умер Ибрагим в 1881 году и похоронен на кладбище аула Онар».

...И к чему же мы пришли? Абай Кунанбаев, знаменитый поэт Казахстана, не раз бывал в Тармакуле?

— И даже учился здесь, — уверенно говорит Ишмакова. — Отец приставил к нему учителя шейха Ибрагима. А воспитателем у него был казах Хусаин. Сам себя он называл Асаяном.

— Но казахские источники ничего подобного не подтверждают. Тармакуль даже не упоминается в знаменитой эпопее Мухтара Ауэзова «Путь Абая»! — пытаюсь сомневаться я.

— Это так, — соглашается Накия Кашафовна, — однако истина мною установлена и доказана. А что касается казахов, они не хотят этого признавать. Утверждают одно: родина Абая — Тургайская долина.

...А вот факт, сомнению не подлежащий: Тармакуль — родина знаменитого татарского певца Закира Шахбана. Однако вновь обратимся к интернету. В газете «Республика Татарстан» от 24 ноября 2001 года Мунира Абсолямова пишет: «Певца Закира Шахбана из группы «Заман егетляре» хорошо знают в Татарстане... Аулы республики сейчас переживают сложные времена: колхозный скот пустили под нож, хлебные нивы выродились, нравы оставляют желать лучшего. Талантливый трудолюбивый народ спивается, лишившись духовных покровителей, их заветов, игнорируя обычаи предков.

Быть может, когда-нибудь удастся вернуть из забвения имена и деяния наставников-хазрятов. Возможно, взметнется в небо минарет имени Ибрагима, возродятся к новой жизни старинные аулы Онар, Кошкуль, Аялу».

Ничто на земле не проходит бесследно. И тем более человеческая жизнь. А такие люди, как Накия Кашафовна, не дают нашей памяти уснуть навеки. И пусть не покинет эту женщину вдохновение.