EUR 107.4252 Николай ЦИСКАРИДЗЕ:
«Сегодня в финале он может показаться сумасшедшим, а завтра — умереть…» — объясняет Илзе.
Николай Цискаридзе в свои тридцать два года — выдающийся танцовщик и блистательный актер. А в миру — открыт этому самому миру и фантастически самоироничен.
...В уютном интерьере новосибирского ресторана «Островский» он появился как-то плавно-неожиданно. Сел, дружелюбно оглядел аудиторию. И вдруг резко наклонил голову: сказался перелет из московской весны в новосибирскую зиму — носом пошла кровь. С досадой махнул рукой. Ушел. Вернулся минут через десять и, не упоминая о случившемся, сказал:
— Если есть вопросы, я быстро отвечу, и мне надо бежать на репетицию.
— Ваши впечатления о сцене Новосибирского оперного?
— Да я еще ничего не видел, кроме ресторана «Островский»…
— Ну тогда ваши собственные впечатления по поводу вашей последней работы?
— От работы могут быть только одни впечатления, когда она заканчивается, — отпуск... Никаких больше радостных впечатлений от нее у меня не бывает…
— И все-таки как вам работалось в кукольном спектакле «Полифем» театра «Тень»?
— Вот вы о чем… Этот спектакль выдвинут на «Золотую маску», и мне пришлось недавно сыграть его исключительно для жюри шесть раз подряд. Потому что сделан он таким образом, что одновременно смотреть его могут только 5—6 человек. Все действие происходит в таком ящике — я имею в виду размеры сцены — от небольшого телевизора, и там участвуют только мои ноги, иногда появляется рука и только один раз — голова. Придумано все замечательно и достаточно весело. Тем, кто любит кукольный театр и хорошо относится к жанру балета, я думаю, будет приятно смотреть. Не знаю, как к нам отнесется жюри. Но, по крайней мере, они смеялись, а после говорили, что им очень понравилось.
— Отчего вдруг крайне загруженный премьер Большого театра участвует в спектакле кукольников? Каприз?
— Дело в том, что я обыкновенный человек, которому давно надоела профессия, которой он занимается. Притом, что я ее обожаю... Но вы сами понимаете, в чем дело: это очень трудная и нудная профессия. Потому что каждый день ты делаешь одно и то же, одно и то же, одно и то же... И потому я попробовал себя уже во всех возможных жанрах — даже на эстраде подпевал Тамаре Гвердцители, ради хохмы, только что в опере не пел. Поэтому я с большим удовольствием откликаюсь на разные предложения.
— Что доставляет вам удовольствие, кроме балета?
— Удовольствие мне доставляет всегда только одно: когда можно ничего не делать… Я, правда, очень ленивый человек: я люблю лежать, читать книжечку или смотреть какой-нибудь фильм. Я потрясающе вышиваю... Я вообще могу этим зарабатывать себе на жизнь. И вышивать-то я стал только потому, что я всю жизнь — во времена советского детства — штопал себе туфли. Все свободное время, когда я не учился и не делал уроки, я штопал... Мы ведь занимаемся на деревянном полу, который все время поливают. Это сейчас есть пластик, и можно этого не делать. Ну а тогда, кроме всего, каждые туфли Большого театра стоили 10 рублей. Словом, когда туфель стало очень много в театре, а потребность штопать — она осталась, я как бы заменил ее вышиванием.
— Марис Лиепа сказал: «Слава — ничто, танец — всё». Как бы вы эту мысль могли прокомментировать применительно к себе?
— Я никогда об этом не думал. Каждый человек относится к своей профессии по-своему. И чувствовать что-либо, как чувствовал это Марис Эдуардович, я не могу. Я не могу так чувствовать, я вам еще раз говорю: я абсолютно другой человек. Во мне мирского гораздо больше, нежели профессионального. Другое дело, что так сложилась жизнь, что балет, действительно, если ты им занимаешься серьезно, становится всей жизнью, и ничего другого нет. Меня жизнь столкнула с разными ситуациями, которые показали, что балет — это очень хорошо, но мир гораздо шире и лучше. И для того, чтобы хорошо заниматься своей профессией, из нее надо и выходить. Я иногда это делаю... Когда же я выхожу из театра, стараюсь не помнить, что там происходит.
А танец… Он, наверное, присущ каждому человеку. Просто кто-то им занимается профессионально — так, как мы. Кто-то тихо танцует дома перед зеркалом, потому что стесняется, а кто-то идет на дискотеку и там «отрывается»…
Действительно, для многих самовыражение через танец — это много. Но я не знаю ни одного артиста балета, кто бы на сцене самовыражался. Это тяжелый труд. Прежде всего. А уже то, что ты там добавляешь, когда делаешь роль, вот это и есть самовыражение. Но когда вы делаете на сцене какой-нибудь двойной кабриоль и при этом какой-нибудь глиссад, это не самовыражение, это настоящая пахота. Если вы видели, как конь пашет — идет и тянет плуг, в балете — то же самое.
— Есть кто-то, кто помогает вам вести домашнее хозяйство?
— Конечно, есть… Мне в жизни довелось работать с величайшей нашей балериной — Галиной Сергеевной Улановой. А свела меня судьба с ней, так сказать, на последнем отрезке ее жизни, когда она осталась совсем одна. И так случилось: у меня умерли все родственники, у нее — тоже все близкие люди. Так вот, когда Галина Сергеевна приходила, она время от времени задавала мне такие вопросы: «Коля, а вы можете сварить яйцо?» Я отвечал: «Нет». Она: «Ах, я — тоже!.. А вы сможете пойти в ЖЭК и уплатить за коммунальные услуги?» — «Нет, я не знаю, как это делается». — «Ой, как хорошо! Я тоже не умею». Ее искренне радовали эти совпадения, что не одна она такая.
На самом деле я умею делать все, просто мне действительно этого делать никогда не приходилось. Сначала это делала мама, потом, когда мамы не стало, это делали мамины подруги, знакомые... В общем, у меня есть люди, которые мне помогают в быту. Не потому, что я не хочу этим заниматься, просто я предпочитаю передать бразды правления в этой сфере другим людям.
— Синий бог из балета, который вы будете танцевать на новосибирской сцене, вас не преследовал, не снился вам? Он такой всесильный, мистический…
— Меня вообще ничего не преследует. И ничего не снится по ночам, связанное с моей профессией! Если же снится, то обязательно кошмар. Все артисты балета могут вам рассказать один и тот же сон: что ты опаздываешь выйти на сцену или что тебя на нее выпихивают в той партии, которую ты не знаешь. Но другое дело, когда я готовлю партию, то, ложась спать, повторяю мысленно какие-то движения, потому что надо выучить или запомнить: это надо сделать так и так... А счастливых снов в балете не бывает. По крайней мере, у меня... И если мне снится что-то другое — то это море, солнце и… далеко не балет!
АКТУАЛЬНО
