Городок для дичи

Здесь почти 12 кв. км водной глади над мощными отложениями ила-сапропеля. Вода и ил этого озера обладают (что испытано неоднократно на себе) целебными, в частности ранозаживляющими, свойствами. Бездорожье, топкость берегов лесных озер, обилие гнуса и энцефалитных клещей — этим во многом объясняется то, что здешняя природа претерпела лишь относительно небольшие изменения от хозяйственной деятельности, которая и поныне сводится в основном к лесоразработкам, рыбалке и охоте. В результате рубок преимущественно старых больших деревьев в лесу давно уже практически отсутствуют дупла, пригодные для гнездования птиц крупнее дятла.

Еще лет 40 назад в «списках нуждающихся в предоставлении жилья» здесь, как, впрочем, и повсеместно, оказались многие птицы-дуплогнездники, в том числе интересная лесная утка — гоголь. В переводе с английского название этого вида дичи означает «златоглаз», поскольку у гоголей старше двух лет ярко-желтые глаза.

В 1976 году кто-то из посетителей местной охотничьей базы вывесил на ивах у противоположного берега озера две дуплянки для гоголей, называемые гоголятниками. На следующий год мы нашли в каждом гнездовье по утиной кладке. Насиживание одной из них было успешным, и удачливая мамаша-гоголюшка увела на озеро 7 своих утят. Гоголят-пуховичков не спутаешь с другими видами водоплавающих, так как только они такие контрастно черно-белые.

Поскольку орнитологи заинтересованы в отлове насиживающих птиц и их потомства, в частности для кольцевания, мы задались целью увеличить число дуплянок и, соответственно, количество гнездящихся гоголей и выводимых ими утят. За 10 лет суммарное число гоголятников на озере мы увеличили с 6 до 52. Число же гнездящихся гоголюшек в первые 7 лет увеличивалось медленно, а затем вдруг стало расти на 15 — 40% каждый год и в 1988 году достигло 26-ти, а количество выведшихся утят ежегодно стало составлять почти 170! Результаты такого простого биотехнического мероприятия оказались столь впечатляющими, что мои коллеги и местный егерь проявили инициативу по дальнейшему увеличению числа гоголятников на озере и за 5 следующих лет с моим участием довели его до 86-ти. При этом самым удобным временем для установки гнездовий мы считали вторую половину зимы, когда и день не такой короткий, и к любому участку берега можно подъехать на снегоходе. Однако при сравнении наших результатов с многолетними данными орнитологов из Финляндии, Швеции и Северной Германии «мензелинские» гоголи оказались такими же, как и их «североевропейские» сородичи. Такими же и в том смысле, что экологическая емкость лесных озер для этого вида дичи и у нас, и у них оказалась примерно одинаковой и составила 1 — 2 гнезда на 1 км береговой линии или 2—3 гнездящиеся самки на 1 кв. км водной поверхности. При достижении определенного уровня численности как бы включаются внутрипопуляционные механизмы регуляции плотности и «лишние» особи предпочитают иммигрировать с родного водоема. Поэтому дальнейший рост числа дуплянок больше не сопровождался увеличением численности гнездящихся гоголей на Мензелинском озере.

Обстоятельством, благоприятствующим проведению нашего многолетнего эксперимента, служил и длительный запрет на весеннюю охоту на этом озере. Запрет сохранялся там еще несколько лет после 1987 года, когда в Колыванском районе, как и в других районах Новосибирской области, стали-таки ежегодно разрешать стрельбу в угодьях весной. Возможно, темпы роста численности гоголей были бы еще выше, если бы не значительные масштабы изъятия из популяции молодых птиц и половозрелых самок при осенней охоте, о чем мы судили по большому количеству наших колец, снятых с гоголей, отстрелянных на озере или недалеко от него в сентябре и октябре каждого года. Катастрофические последствия для гоголей на нашем озере имело распространение практики весенней охоты на этих угодьях. Уже на второй год после этого, в 1994 году, число гнездящихся гоголюшек снизилось до 11-ти, а количество выведшихся гоголят — до 60-ти. Подтвердилась еще одна «европейская» истина: биотехнические мероприятия, в том числе установка искусственных гнездовий, имеют смысл только в отсутствии беспокойства и истребления в сезон размножения. Рациональное использование ресурсов дичи несовместимо с разрешением на весеннюю охоту.

Помню «штампы» прежних лет. Природа — это, мол, и храм, и мастерская, а человек там работник. Охранять природу следует-де в процессе освоения её ресурсов. И теперь всё ещё согласен, что эти слова в чем-то справедливы. Более того, считаю, что ресурсы дичи должны представлять интерес для многих. И не только для исследования, созерцания и любования. Иначе некому будет тратиться на их учет, изучение, охрану и бережное отношение к ним. На установку гнездовий, кстати, тоже. Но проблема состоит в том, что ныне тратиться на это мало кто желает. Зато многие стремятся побольше «урвать» от природы, от общенародного достояния, к каковым относятся и ресурсы дичи.