Мы едем-едем-едем в делёкие края

Сидит на лавочке в деревне Кочетков Матвей Петрович. У него в городе два хобби было: закуп кошачьего корма в промышленных масштабах и прогноз погоды. Одно это намекает, что внутренний мир гражданина Кочеткова был многогранен и мало исследован. Год назад Матвея Петровича попросили явиться в управляющую компанию. Чтобы чисто из любопытства выяснить, как в квартире площадью тридцать квадратных метров ему удается разместить себя и тридцать шесть разнополых кошек всевозможных окрасов. В ходе массовой беседы, на которой присутствовали нервные квартиросъемщики всего подъезда, сосед Матвея Петровича снизу — сутяга, по мнению Матвея Петровича, и склочник — изложил свою претензию следующим образом. Ему не по душе, что кошки гадят.

Глава компании постучал карандашиком по столу и попросил соседа подобрать органичный синоним. В качестве наиболее удачного он предложил: кошки делают пи-пи. Матвей Петрович без спросу встрял в прения и сообщил, что пи-пи делают мышки, а кошки делают мяу-мяу.

Сосед снизу согласился: глава управляющей компании прав. Все кошки в мире, а за шестьдесят лет жизни он повидал их немало, в том числе во многих странах, где были его выставки, делают пи-пи. Однако незарегистрированные кошки в квартире четырнадцать — гадят. Причем с таким остервенелым энтузиазмом, что он уже давно догадался: пока они не нагадят, их не покормят. И предложил главе пройти с ним в квартиру. Чтобы тот своими глазами увидел, в какой восхитительной сизой дымке плавится багет на его картинах. И как волшебно шипит богемское стекло люстры, когда на него кап­лет пи-пи.

Приглашенный в качестве свидетеля сосед Матвея Петровича сверху обострил ситуацию. Соседу снизу, заметил он, еще повезло. У него в квартире это пи-пи капает сверху вниз. А вот в квартире соседа сверху это же самое пи-пи, вернее, синоним этого капает снизу вверх. Из-за чего дома у него ситуация, из-за которой ситуацию в Новосибирске иногда называют черным небом. В Америке при аналогичных обстоятельствах объявляют красный уровень опасности. Последний раз это было во время урагана Катрин. Он подобрал бы, сказал свидетель, еще более органичные синонимы, так как не ребенок, понимает, что в культурном учреждении. Но все они из словаря Плуцера-Сарно, и он боится, что после этого его свяжут.

— Придется принимать меры, — решил глава управляющей компании, с огорчением опустив взгляд.

Матвей Петрович терпеливо слушал. А потом его вдруг прорвало. И юрист компании, как потом признался, прошляпил этот момент. Юрист сидел, размышляя над тем, что бы он сделал, когда бы над ним поселились тридцать шесть кошек и ему на голову капали синонимы. Перед его глазами медленно двигалось: вот в десяти мешках сносят по лестнице Матвея Петровича... потом выводят его, юриста, в наручниках... И следом прокурор торжественно несет на подносе неоспоримое доказательство — дымящийся топор... В этот-то момент, как признался юрист, он и проморгал атаку Матвея Петровича. Еще можно было разрядить обстановку, обратив все в шутку. Но в тот вечер Матвей Петрович к шуткам был, похоже, не расположен. Он Дракулой полетел к столу главы компании.

Тонко визжа и отбиваясь ежедневником, глава пытался отобрать предплечье у капкана из стали. И вроде бы уже приближалась победа. Но во время последнего рывка изо рта Матвея Петровича вылетели две челюсти. Юрист потом рассказывал под валидолом: челюсти поскакали к главе по столу, вереща и сквернословя. Глава бросил разорванный в клочья ежедневник и снял с ноги ботинок. Некоторое время он глушил челюсти на столе, как лосось во время нереста. Но недо­оценил работу мастера стоматологической поликлиники: от ботинка остался один каблук. И только подоспевшие дворники сумели превратить Матвея Петровича в безопасного для общества члена.

После этого Матвей Петрович объявил мир пропащим. И уехал из квартиры дочери в свою деревню вместе с тридцатью шестью кошками.

Председатель сельсовета своими глазами видел: в день переезда крысы и тараканы уходили из деревни за горизонт нескончаемой вереницей. Причем тараканы ехали на крысах. Горе сближает.