Записки адвоката: О пользе вещественных доказательств
Погоня за тремя неизвестными закончилась поражением. Противник, выставляя завесу из облака перегара от спирта «Рояль», сбросил балласт и в облегченном состоянии умчался в ночь.
Бежать дальше не имело смысла. Опер Богданов сказал, что и черт с ними. Я добавил, что отбить добычу у воров — это уже хорошо. Дальше дело техники. Никуда не денутся. Богданов меня поддержал.
Это была раковина «тюльпан», унитаз и плохо идентифицируемый в темноте предмет, похожий на аккордеон. Богданов неожиданно признался, что когда-то играл. Пока ждали уазик, он несколько раз раздвигал меха и пробегал пальцами по кнопочкам. Но аккордеон безмолвствовал.
В свете фар уазика аккордеон превратился в электрическую печатную машинку «Ятрань» 1983 года выпуска. Размером она была чуть меньше телевизора и весила тяжелее унитаза. Все, кроме нее, сияло новым состоянием. Краденое было доставлено в наш кабинет. Сантехника стала у стены: раковина на керамической подставке и рядом — унитаз.
В течение недели мы делали все возможное, чтобы найти потерпевших. Потерпевшие делали все возможное, чтобы мы их не нашли.
Последствия не заставили себя ждать. Опера, слыша вопрос посетителей, где туалет, молча показывали на нашу дверь. Войдя, кое-кто из свидетелей и потерпевших даже успевал вжикнуть молнией. Сидевший спиной к солнцу сияющий и потому невидимый Богданов пугал их криками.
Однажды зашла пара. «Сгиньте в аду, извращенцы!» — закричал Богданов, светясь солнечным нимбом. Они вышли бледные и молчаливые. Не сразу нашли дверь. Ну вылитые Гумилёв с Ахматовой после развода в ЗАГСе. Оказалось, люди приходили опознать похищенный магнитофон.
Нам стали приписывать подвиги, которые мы не совершали. Поползли слухи, что для нас все способы хороши, лишь бы раскрыть преступление. Что при общении с потерпевшими и подозреваемыми мы используем одинаковые методы. И эти методы не имеют ничего общего с долгом службы и человеческой моралью. Сплетни о том, что граждане выходят из нашего кабинета с опустошенным взглядом и со штанами в руках, дошли до ГУВД.
В то же время мы с Богдановым задержали старика за кражу. Выяснилось, что он вроде как вор в законе. Пока за ним ехали люди из РУБОПа, он успел посетовать, что обречен на однообразие. Всю жизнь провел в замкнутых помещениях, неизменным атрибутом которых является параша. И рядом с ней постоянно находится кому-то место.
Богданов поднялся из-за стола с томом комментированного уголовного кодекса и взвесил его в руке. Убедившись, что он не легче кирпича, направился к старцу с вполне очевидными намерениями. От поездки в реанимацию авторитета спасло только появление оперов из управления по борьбе с оргпреступностью.
Мы поднимали агентурную сеть. Человек, который в 90-е остался без новой импортной сантехники, не мог не пожаловаться на это. Но он не появлялся. В камеру хранения отдела сантехнику не брали, потому что не было ни заявления, ни уголовного дела. А опыт подсказывал: выброси — и сразу появится потерпевший с этим самым заявлением.
Машинку я установил на своем столе, но ни разу не включал. Смешнее, чем за печатной машинкой, я выглядел бы в те годы только за виолончелью. Однажды делопроизводитель Оксана сказала, что ее кабинет закрыт, и попросила ключ от нашего. Ей нужно было срочно напечатать какой-то документ. Вскоре из кабинета послышался наполненный тоской крик. Так кричит женщина, узнав от бывшего, что у нее есть взрослая дочь.
Рассказ Оксаны был сбивчив. Когда она вкрутила чистый лист в каретку и вставила вилку в розетку, машинка зазвучала как хлебоуборочный комбайн в разгар страды. Она клялась, что даже слышала песню комбайнера. Повторять припев которой ей не хочется даже при операх. А после этого машинка под грохот и лязг стала печатать сама. Остановилась, только когда запечатала весь лист. Делопроизводителю Оксане врезалась в память последняя строчка: «…вот такими достижениями наш колхоз рапортует перед съездом партии!». Потом раздался оглушительный хулиганский свист. И вместо того, чтобы вернуться на место, каретка пулей улетела в открытое окно вместе с листом.
Делопроизводитель Оксана пила корвалол из всех пузырьков райотдела до дна и клялась не работать больше в кабинетах уголовного розыска.
Начальника отдела обстановка стала нервировать.
— Унесите ее отсюда на помойку! — сказал он. Имея в виду машинку, я думаю. — И сортир этот тоже.
Подумав, мы решили так. Я все равно жил в общаге, унитаз и раковина мне были ни к чему. А Богданов давно о них мечтал.
Через три года я отдал машинку в ремонт и потом стал писать на ней первые рассказы. В ее алфавите отсутствовали литеры Х, Г и З. Но при внимательном чтении сюжеты все равно просматривались.