Поколение, которое ничего не искало в чужих странах

Участник Сталинградской битвы отмечает 100-летний юбилей обращением к современникам

Жителя Новосибирска Михаила Алексеевича Мезина, участника Сталинградской битвы, хорошо знают читатели «Советской Сибири». Накануне своего векового юбилея ветеран поделился с нами личными воспоминаниями о войне и мире, решив, что совсем нелишне сейчас напомнить всем нам о легендарном прошлом нашего народа. Чтобы лучше понимать настоящее и беречь от врага будущее родной страны.

Если бы кто-то спросил меня, желал ли я, чтоб так сложилась моя жизнь, ответил бы — нет. Мечтал ли я в детстве и юности быть офицером Красной армии? Ответ — нет. Ведь я родился в крестьянской семье, где весь уклад был крестьянским. Только отец мой был участником Первой мировой войны. Но так сложилась жизнь, как и у многих моих сверстников, — мы стали кадровыми офицерами. Мое поколение в юношеском возрасте покинуло свои родные края, дома, семьи, матерей. Оно ничего не искало в чужих странах, а освобождало их от фашизма. Многие сгинули на чужих землях, некоторые вернулись домой.

Великая Отечественная вой­на никого не обошла стороной. Она стала судьбой. Армия для меня стала родным домом. В ней я вырос духовно и морально, получил жизненные уроки. 41 год службы в рядах Красной армии, Советской армии, Вооруженных Силах Советского Союза. И путь этот начался 24 октября 1941 года.

Сейчас в нашей семье три поколения военных. Моя старшая дочь Светлана еще в шестом классе спросила: «Папа, а почему девчонок в армию не берут? Я бы тоже очень хотела стать военным, как ты». — «А ты возьми и министру обороны письмо напиши, может, возьмет», — пошутил я. А сам подумал: «Жаль, что не пацан, такая шустрая, такие нашей армии нужны». Дочь стала военным — майор медицинской службы Светлана Михайловна Боброва. Оба моих внука стали военными. Артём окончил Санкт-Петербургский военный университет связи, Дмитрий — Академию ФСО России. Кроме кровных уз, любви друг к другу, нас объединяет желание быть нужными своей стране. Служить на ее благо.

Помню ли я день, когда война началась? Конечно. В этот воскресный день, 22 июня, я был на заводе в Казани. Во дворе завода сразу прошел митинг, у всех было большое напряжение. Мой товарищ по работе в механическом цеху заявил, что уйдет добровольцем. В августе 1941-го я проводил его в армию, в десантные войска.

Мне на заводе дали бронь, но я, как и все мое поколение, стремился на фронт. Выход мы нашли с Валей Афеногеновым — ленинградцем, который приехал с эвакуированным к нам заводом № 4. Пошли в горком комсомола и написали заявление с просьбой о направлении нас в ряды Красной армии. Надо отметить, ленинградцы, в том числе и женщины, в нашем отделе очень сожалели, что не остались в Ленинграде, — так они любили свой город. С Валей мы никому не рассказали о нашем замысле — боялись, что руководство не пустит нас в армию. Это было 24 октября 1941 года. Нас собрали в военном комиссариате, отвезли на машинах на вокзал, посадили в пассажирские вагоны, и мы поехали. В армию меня провожала мама. Когда ворота закрылись, она упала в обморок.

Прибыли мы в Елабугу. Помылись в бане, надели военную форму, прошли медицинский осмотр. Мне запломбировали коренной зуб, пломба держалась до 1970 года. В первую очередь нас готовили как солдат. Нагрузка была большая. Часто поднимали по тревоге ночью, на лыжах мы выходили в поле или лес и там оставались на два-три дня. Из снега строили укрытия, разогревали на сухом спирте консервы, разводили концентраты, ели сухари. Продуктов было вполне достаточно.

Расположение было отличное. Прекрасная казарма, ленинская комната, библиотека, клуб, спортзал. Хорошая столовая. Кормили очень хорошо. Как будто и не было войны. Из военных дисциплин мы изучали уставы, тактику, оружие: пулемет «Максим», винтовку Мосина образца 1881 года. Ее я знал отлично — на заводе была военная подготовка для допризывников. Хорошо стрелял, был награжден значком «Ворошиловский стрелок». За весь период обучения мы всего лишь два раза стреляли из винтовки, по три патрона, по круглой мишени. Очевидно, экономили боеприпасы.

В конце декабря меня направили в Златоуст, где находилась выведенная после боев на западе 171-я стрелковая дивизия. Работы у офицеров по «сколачиванию» личного состава было много: пополнение разношерстное, много призывников из тюрем. Неготовность личного состава к трудностям показали первые бои нашего полка. Мы погрузились в эшелон и поехали на фронт. По пути следования помню только один город — Калинин. Вокруг станции стояли одни развалины...

Мы вошли в состав 34-й армии Северо-Западного фронта. Дивизия практически с ходу была введена в бой. У противника на вооружении было много минометов, и они в полной мере использовали их. Неся большие потери, мы смогли отбить у немцев ранее занимаемые нашими войсками позиции. Большие потери наш батальон понес потому, что правый фланговый полк опоздал с выходом на рубеж атаки.

Немцы нас «поливали» фланговым огнем. Потери еще были потому, что солдаты не знали, как себя вести при обстреле минометами и артогнем. Вместо того чтобы рвануть вперед, они залегали и гибли в чистом поле. Офицеры тоже шли в цепях, гибли или были ранены. Когда мы заняли оборону, в 7-й стрелковой роте все офицеры выбыли. Я, не имея опыта, пытался что-то сделать. Собрал всех солдат, поставил задачу, каждому определил место в обороне.

Несколько раз посылал связного с запиской в штаб батальона, в которой просил пополнить запас боеприпасов. Понимал, что с обеспечением войск плохо: много снега, отсутствие дорог, даже на лошадях невозможно проехать. Солдаты на себе подносили боеприпасы и пищу. Никто из солдат не роптал. Таким образом, я самочинно взял командование группой солдат, оставшихся в живых, не только из 7-й стрелковой роты, но и других рот батальона.

До Сталинграда меня тяжело ранило. В госпитале пролежал несколько месяцев, а после — в пулеметное училище. В середине октября в армии прошла небольшая реформа: командир был наделен всеми правами и отвечал полностью за принятое решение. Это способствовало улучшению оперативности в управлении войсками, что было необходимо в боевых условиях.

В середине ноября 1942 года нас доставили до Урюпинска. Дальше своим ходом в сторону Сталинграда. Марш совершали только ночью. Во время одного из переходов, а это было уже близко к линии фронта, над нами пронеслись снаряды — стреляли «Катюши». Кто впервые это услышал и увидел, упали на землю, в том числе и я.

Войска были обеспечены всем необходимым вооружением и боеприпасами. В инженерном отношении оборона была выполнена грамотно. Контрнаступ­ление советских войск под Сталинградом началось 19 ноя­бря 1942 года, а наступление — 16 декабря мощной артиллерийской подготовкой. В это время стоял густой туман. Наши войска форсировали Дон по льду и переправам, прорвали сильно укреп­ленные позиции противника, ворвались в его первую траншею. Мы увидели хорошо укрепленную оборону и мощно укрытые сверху блиндажи.

Каждый метр земли, отбитый у противника, достался нам кровью. И только после ввода танковых соединений мы начали успешно теснить врага. Постепенно противник начал беспорядочно отходить, бросая вооружение и автотранспорт. Мы вышли в тыл 8-й итальянской армии. Вдоль дорог стояли груды разбитых танков, орудий, автомашин.

Итальянцы прятались от немцев, боялись их. А увидев наших солдат, выходили с поднятыми руками, без оружия и… завернувшись в одеяла.

Радость была неописуемая, когда соединились с войсками Сталинградского фронта. Так было создано второе кольцо окружения фашистских в­ойск в Сталинграде.

Сталинград я увидел снова в 1946 году. Через этот город я ехал транзитом. У меня был целый день, и я обошел его полностью. Живого места не было — руины. Там я увидел: на низкой доске с маленькими колесами передвигается мужчина без обеих ног. Нет, он не просил милостыню. Он… строил… Отталкиваясь от земли руками, на своей тележке подтаскивал кирпичи. Мы — великий народ. Такой народ нельзя победить.

Шесть лет назад «Советская Сибирь» опуб­ликовала большое интервью с Михаилом Мезиным, вызвавшее большой читательский отклик, полное откровенных и искренних мыслей фронтовика.