USD 107.1758 EUR 112.8019
 

Хотели жить счастливо

Идрис Хайрулович Бяркисов, участник боевых действий в Керчи. Похоронен в Донбассе. Фото: Юлия Аксёненко
Идрис Хайрулович Бяркисов, участник боевых действий в Керчи. Похоронен в Донбассе. Фото: Юлия Аксёненко

Воспоминания земляков: трагическая судьба крымчан, мечтавших о лучшей доле...

Во время Великой Отечественной войны семья татар Бяркисовых вместе с дочерью Санией переехала из Мордовии в Крым, где попала в оккупацию к немцам, а после освобождения по ошибке, вместе с крымскими татарами, была сослана в Узбекистан. Рассказ об этом со слов Сании Идрисовны записала ее внучка Юлия Аксёненко.

В 1939 году родилась сестра Мазида. Мне было 6 лет. Дело было зимой в деревне Ломаты. Из деревни несколько семей уехали в Крым и прислали письмо о том, как хорошо там живут. Наш отец Бяркисов Идрис Хайрулович решил, что перевезет нас туда. Приехали в Евпаторию. Отец нашел работу, и мы все вместе поехали в деревню Чегелек Ак-Мечетского района. Нам выделили домик — комната и кухня. Отец работал чабаном. Стали жить вроде ничего, нам даже понравилось.

Наступил 1941 год. Наша мама Шамшруй родила двух девочек, Софию и Тафию, мне было 8 лет.

В феврале 1941 года отца забрали на войну, увезли прямо с работы, мы с ним не увиделись и не попрощались. Мама в слезах причитала: «Что я буду делать с пятью детьми?».

Решили вернуться обратно в Мордовию. Из мордвы рядом с нами проживали еще три семьи. Мама попросила председателя, чтобы нас отвезли к ним. Они нас, конечно, встретили, и мы вместе решили вернуться на родину, запланировали на завтра купить билеты. Но тут налетели самолеты, началась бомбежка. Мама констатировала: «Никуда мы не поедем! Застряли!».

Оккупация Крыма

Много немецких семей проживало в Крыму. Они вышли встречать оккупантов с радостью.

Как раз шла уборка урожая. В колхозе забрали весь хлеб, потом пошли по дворам. Вскоре через нашу деревню стали гнать пленных: оборванных, грязных, босых. Жутко было смотреть. Их загоняли на скотный двор и там держали. Местные жители приносили для них продукты.

Через деревню проезжали румыны, болгары, чехи, турки.

Наш дом выбрали под госпиталь, а нас переселили в комнатку при школе. Две кровати, стол, печка и небольшая плита.

Первого сентября пошли в школу. Только мы сели за парты, два румына в военной форме подошли к учительнице и приказали освободить школу, здесь теперь будет аптека. Вот и вся учеба.

Однажды вечером к нам в дверь постучал человек. Он попросил чаю. Мама налила ему в котелок кипятка, он ушел, но через несколько минут вернулся с одеялом. Человек указал на нас и сказал, что это детям, у него тоже есть жена и двое детей, он турок.

Через неделю собрали утром людей на краю деревни. Она находилась на трассе между Евпаторией и Керчью. Людям объяснили, что убили немецкого офицера, поэтому теперь их всех будут расстреливать. Мимо проезжал чехословацкий обоз. Остановился, один чех подошел спросить, почему мы тут стоим. На конвоира накинулись, он убежал. Стали размахивать руками — показывать, чтобы люди разбегались по домам.

В голоде и холоде пережили осень, зиму, наступила весна. Пока все живы.

Как-то постучали в дверь. Мама спросила, кто. Это был сосед Бабай Салах. Он сказал, что наши идут, а немцы удирают! Пришли наши солдаты, но людям давать было нечего, потому что амбары были пусты: немцы унесли все, что успели...

Мы так обрадовались, что наши здесь наконец. Однако радость длилась недолго… Пришли люди, сказали идти на край села, там сбор.

Мама заплакала, собрала кое-какие вещи в большой узел, взяла с собой ведро, чайник и две чашки, несколько ложек, кое-какие одежонки. На краю деревни ждали односельчане. Никто ничего не знал. Нас посадили в машину, повезли в Евпаторию к железной дороге. Там пересадили в вагон с людьми. Ехали 22 дня с длительными остановками. Продуктов у нас с собой не было. Иногда поезд загоняли в тупик, держали по несколько часов. Люди разжигали костры у вагонов, выносили больных, переодевались, над костром вытряхивали вшей, стригли волосы... На больших станциях подносили что-то типа супа, люди были рады. К концу очередного дня поезд остановился: приехали в Узбекистан.

Узбекистан. Ссылка

Открыли ворота. Оказалось, это кошара, где держат скот перед отправкой. Утром принесли суп, «шурпа» называется, дали одну лепешку на семью. Вскоре за нами пришли мужчины, сказали, что будут распределять по кишлакам.

019-09-02.jpg

Сания Идрисовна Бяркисова. Фото: Юлия Аксёненко

Маму взяли работать на комбайн. Весь день на жаре она работала, много пила воды, стала отекать, сердце заболело. Положили в больницу, а когда выписали, перевели на работу в виноградник. Так как семья фронтовика, дали пять тысяч денег, на них мы купили двух коз. Наступила зима, коз кормить нечем, сена нет. Пришлось их зарезать, а мясо распродать, чтобы купить зерно.

Заболела мама. Положили ее вместе с сыном Сашкой в больницу. У него печень воспалилась. Их отправили самолетом в Ташкент. Я осталась с двумя сестрами: Мазидой и Софией. А Тафия умерла еще в Крыму, ей 1,5 года было. Мазида заболела, сутки полежала и тоже умерла.

Мама ничего об этом не знала. Когда из больницы приехала, ей стало плохо от таких новостей. Снова попала в больницу. 9 мая объявили победу над Германией.

После окончания войны нас стал разыскивать отец. В июне он забрал маму из больницы и вместе с ней вернулся к нам. Мы сидим, Санька забегает и кричит: «Папа с мамой приехали, пойдемте встречать!». Отец нас с сестрой обнял: «Заберу вас с собой на Донбасс! Вам здесь не климат!». Вещи распродали, потом — к начальству в район за справками. Крымских татар из Узбекистана не выпускали тогда. Ну мы же не крымские татары, мы из мордвы!

В Донбассе

Отец работал на шахте, она называлась «Анненская». В 1945 году мы с братом Сашкой пошли в школу, в первый класс, мне было 12 лет. В 1946 году перешли во второй класс, в 1947 — в третий. Но мне учиться дальше не пришлось. Мама снова лежала в больнице, отец работал. Софию оставлять было не с кем, я с ней сидела дома.

Наступил новый, 1947 год. 6 января я в последний раз увиделась с мамой в больнице. Она мне тогда сказала, что плохо себя чувствует. 8 января мамы не стало, ей не было и сорока лет. Отец до вечера ничего не знал. Пришел с работы, мы ему рассказали. Он побледнел и заплакал. На следующий день пошел отпрашиваться с работы, чтобы похоронить жену. Мы с мамой так и не попрощались. Осталось нас четверо: папа, я, брат Саша и сестра София. Нищета беспросветная. В магазине стали продавать хлеб. За ним была большая очередь. Я в пять утра ее занимала и два часа всегда стояла. Маленько пожили спокойно, все вроде бы наладилось.

Однажды отец пошел на работу в третью смену (это с двенадцати ночи и до утра). Утром рабочие нам сообщили, что отца придавило обвалом, по дороге в больницу он скончался. Ему было всего 42 года (1905—1947).

Вот так мы трое (я, брат Саша и сестра София) остались сиротами. Нас хотели отдать в приют, я не согласилась. Написала письмо на Дальний Восток, где жили родственники. Пришел ответ: «Приедем за вами. Ждите...». В конце декабря брат отца дядя Мирон забрал нас, мы стали жить вместе с его семьей. Я вышла замуж за служившего в тех местах солдата, в 1953 году родила сына Анатолия и переехала с мужем в Новосибирск, здесь жили его родители. Вот так закончилась моя непростая история.