Лабиринты белой зависти
Рождественский фестиваль искусств представил новосибирской публике один из самых популярных спектаклей мира
Рождественский фестиваль искусств приближается к своему экватору: впечатлений у зрителей-путешественников — море, впереди — не меньше. Каждое мероприятие: концерт, спектакль, встреча — без преувеличения уникальны. Поэтому их трудно сравнивать по шкале «лучше, интересней». Но бесспорной изюминкой драматической программы (а перед этим был великолепный «Вечер с Достоевским» Константина Райкина!) стал спектакль Нового Рижского театра «Соня».
Притом что в афише фестиваля все сплошь постановки «с репутацией», если не сказать, шедевры, «Соню» ждали особо. Во-первых, молва о ней идет с давней «Золотой маски», где она стала лучшей среди зарубежных спектаклей. Во-вторых, работу режиссера Алвиса Херманиса «Рассказы Шукшина» с Чулпан Хаматовой и Евгением Мироновым в финале VIII Рождественского фестиваля новосибирцы приняли с восторгом. Постановщик из Латвии так глубоко «копнул» русскую самобытную прозу и так ярко воплотил ее на сцене, что мы снова влюбились в писателя, в перестройку немного подзабытого, а восхитившись шукшинскими чудиками, вспомнили, как вкус холодной воды в знойный день, и его корневую формулу «Нравственность есть правда».
Солнечная пыль
И вот снова современная русская проза. Пятистраничный рассказ Татьяны Толстой. Рассказ-воспоминание, где повествование ведется в третьем лице, а вся история изрядно припорошена пылью времени, хотя писательница мастерски выхватывает из сундука прошлого детали: вот, например, эмалевая брошка-голубок, которую героиня как талисман перекалывает с платья на платье, а потом в романтическом порыве отправляет по почте своему, как бы сейчас сказали, виртуальному возлюбленному…
О чем рассказ? В общем-то, о вещах призрачных — времени, памяти, душе: «Жил человек — и нет его. Только имя осталось — Соня» — вот первые строки этой истории. А героиня-то кто? Нелепая старая дева «с головой как у лошади Пржевальского», «под челюстью огромный бант блузки», что и одевается смешно, и высказывается невпопад до бестактности, а к чужим подковыркам глуха, ибо не подозревает, что люди могут говорить одно, а думать другое. Правда, домовита и за чужими детьми присмотрит не хуже родной… Но какая же это героиня?!
Спектакль Херманиса тоже вначале производит впечатление незатейливости. А прием-отмычка, с которым мы проникаем в Сонину давнюю (конец 30-х — начало 40-х годов прошлого века) жизнь, кажется даже монотонным. Но по прошествии полутора часов (спектакль идет без антракта) ты понимаешь, что именно «Соня» — одна из тех немногих постановок, которые являют собой чудо театра: она оставляет в душе пронзительный даже не отклик — послевкусие, какое-то несинхронное с действием, как бы отложенное на потом (для тебя лично) сопереживание, а в памяти — будто впечатанную, объемную и полную глубокого смысла картинку.
Сквозь замочную скважину
Впрочем, мы не зря употребили здесь слово «отмычка»: ход режиссером выбран такой — в бедную, довоенного образца питерскую Сонину квартирку вламываются два вора и начинают бесцеремонно перетряхивать шкафы, одежду, белье, ящики кухонного стола, а не найдя ничего ценного, даже листать пухлые фотоальбомы. Потом один из них облачается в Сонино платье, надевает чулки, парик с вечными бигуди и начинает жить «в предлагаемых обстоятельствах», в том числе растапливая настоящую печку, стряпая и обмазывая настоящим шоколадом и кремом настоящий торт. Второй (кстати, уплетая этот самый торт) пересказывает рассказ Толстой так, как он написан, — в третьем лице, прекрасным языком оригинала. Время от времени, смеясь по сюжету над Соней (поверила, что письма ей пишет не веселая компания знакомых насмешников, а некий влюбленный Николай!) или тыча пальцем то в ее реальное на сцене шитье, то в саму Соню, которая на эти тычки из «другого мира» не реагирует. То есть эти два плана, два пласта — Соня и рассказчик — никак впрямую не пересекаются, не взаимодействуют. Зрители сами должны соединить их в своем воображении, слушая рассказчика и наблюдая за Соней, которая в окружении подлинных вещей (мебель, посуда, безделушки подобраны скрупулезно) проживает будничные и особые, возвышенные для нее мгновенья, из которых и складывается любая человеческая жизнь.
Причем Соня не произносит на протяжении всего действия ни слова, с угловатой грациозностью «лошади Пржевальского» она перемещается по квартире, занятая хозяйственными делами, прихорашивается, пишет письма возлюбленному, в дни начавшейся блокады варит на примусе бульон из обоев, а потом уходит спасать умирающего Николая и больше не возвращается. История жизни заветного героя русской классической литературы — «маленького», никем не любимого человека — обрывается на самой высокой и светлой ноте.
…Вместе со взломщиками мы, зрители, подсмотрели чужую жизнь, которая, несмотря на внешнюю обыкновенность, оказывается, была прожита с достоинством, толком, расстановкой и даже завершилась подвигом во имя большой любви. Красиво? Остается только позавидовать…
СПРАВКА
Спектакль «Соня» по рассказу Татьяны Толстой (режиссер — Алвис Херманис, художник — Кристине Юрьяне, в ролях: Гундарс Аболиньш (Соня), Евгений Исаев (рассказчик). Был показан в Москве в апреле 2007 года в рамках специальной программы фестиваля «Золотая маска». Объехал с гастролями более 20 стран мира, стал участником множества фестивалей, среди которых фестивали «Евросцена» в Лейпциге (Германия), Transameriques в Монреале (Канада), «Осенний фестиваль» в Мадриде (Испания), Международный театральный фестиваль La Viedei Festival в Риме (Италия) и другие.