Та книга, на которой я себе погадаю
Признаемся, гадая по книге, мы рассчитываем не на помощь в реальных ситуациях, а, скорее, ищем утешения. Для этого более всего подходит поэзия, которая по определению откликается на запросы живой души, в ежедневном режиме решающей свои сокровенные задачки.
По старой студенческой привычке открываю наугад новую книгу стихов нашей землячки Ольги Григорьевой «Летоход»:
На цыпочках,
не разбудивши чад,
передвигаясь по ночному
дому,
любую книгу выбрать
наугад,
прильнуть
к стихотворению
любому.
Перенестись в Тарусу.
За Окой
бродить по их следам —
Марины, Беллы…
О, это чудо — словом
и строкой
преображать,
удерживать от бездны!
Голос Ольги Григорьевой — из тех, что звучат негромко, но тем сильнее различим чутким слухом, чем больше вокруг шумовых эффектов. Страна этого поэта — знаменитый Серебряный век: его эстетика, проникновенность и вечная отзывчивость к тем, кто «прильнет».
Творчеству Марины Цветаевой посвящены циклы стихов, литературоведческие исследования, пьеса… Закономерности прослеживаются и в том, что Ольга Григорьева — лауреат престижной международной премии имени поэтессы, и в том, что творческий юбилей и презентацию «Летохода» она провела среди единомышленников в московском Доме-музее Цветаевой.
После прочтения ее стихотворений поначалу складывается впечатление, что столь хрупкому миру уже нет места в клацающем и лязгающем веке:
Жизнь опять протащила
волоком.
Я не верю уже в добро…
Только в небе перистым
облаком
Реет пушкинское перо.
Но разве не очищается одна душа и целый мир «века-волкодава» самим существованием поэзии и призванных ей служить? Разве не перед их чистым взором остановится в первичном недоумении самый далекий от словесности субъект? Разве не слабость покоряет силу, в конечном счете меняясь с ней местами?
…А после,
осмыслить успев
Закон справедливый
и древний,
растаять весною,
как снег,
Питая цветы и деревья.
Ольга Григорьева родилась в Новосибирске, живет в Павлодаре, пишет о сибирских горах, городах и реках… Границы родины для нее пролегают не по земным меткам:
Что нужно мне еще,
жива пока,
Чтоб душу живу в суете
сберечь?
Чтоб за окном моим
текла река.
Чтобы во мне текла
родная речь...
Словарь у наших предков
был — «речник».
Реченье, речь, речной —
так корень схож!
У Иртыша или
у полки книг —
Там, где РЕКА,
всегда меня найдешь.
Читая последние страницы, удивляешься: пребывание в координатах других жизней и конструкциях пересотворенного мира делает вдруг яснее все режимы и проблемы реального времени.
И желание «пересотворить» себя, очнуться от морока навязываемых ценностей, «нагадать» дорогу, с которой не свернешь, настолько сильно и живо, что не хочется далеко прятать книгу. Но что бы уже ни было, она останется в контексте бытия «читающей паствы».