EUR 107.4252 Василий ДВОРЦОВ: «Оптимизм — моё естественное состояние»
Известный художник, прозаик и публицист Василий Дворцов 25 лет прожил в Новосибирске. Сейчас он — москвич, секретарь правления Союза писателей России. Недавно Василий Владимирович побывал в гостях у нашей редакции, и это был очень интересный разговор.
Вечный зов творчества
— Василий Владимирович, вы сейчас к нам, в Новосибирск, прямо из Москвы?
— Нет, был еще на родине — в Томской области. Там, в 14 километрах от села Могочино, буквально в глубине тайги участвовал в закладке нового, крупнейшего в России Преображенского монастыря.
— Как вы туда попали?
— Это история более чем двадцатилетней давности — мое знакомство с отцом Иоанном, основателем знаменитого сегодня Могочинского Свято-Никольского монастыря. Познакомился с ним у нас, в Черепаново, когда расписывал свой первый храм, потом его перевели в Томскую область. Когда в Могочино был построен Свято-Никольский храм, я занимался его росписью. Так и жил: две-три недели в Новосибирске, столько же в монастыре. И это были пять лет счастья! В 2000 году храм сгорел, и для меня наступил тяжелейший период: я пять лет не был в Могочино, два года не мог взять в руки кисточку… Именно тогда и взялся за роман…
Постепенно восстановился, снова стал приезжать к отцу Иоанну. А тут дочь моя подросла, захотела учиться в монастырской школе. Сейчас закончила, приехала домой. Так что с Могочино и отцом Иоанном жизнь меня связала давно и надолго.
— В вашей биографической справке перечислено более 20 профессий… Прямо как Пётр Первый — «то мореплаватель, то плотник». Откуда такой разброс — жажда самой разнообразной деятельности?
— По основной линии я все равно художник. Другое дело, что разносторонне работал — сколько я Лениных в красных уголках написал, стендов ко Дню Победы оформил… В общем-то в советское время это был реальный способ неделю в месяц повкалывать и три недели отдать творчеству. Причем специализация моя — театральный художник. Но я два года в театре поработал и не выдержал коллективного творчества, хотя позже к этому делу вернулся — оформил более 50 спектаклей, десять из них — в Новосибирской оперетте. Потом в Росреставрации работал. Зимой делать нечего, и я метался — то одну профессию пробовал, то другую.
Вообще говоря, у меня проблема буквально до нынешнего года была — сейчас я перерастаю это состояние — мне никогда не хватало амбиций! Я достиг в трех-четырех профессиях высокого уровня, и вот если, допустим, наступает момент, когда необходимо становиться или главным художником в театре, или главным реставратором в епархии, я чувствую: нет, не хочу! Мне не интересна административная, организационная работа — мне хочется творчества! И когда я к сорока годам подошел, у меня двое детей, а я никак решить не могу, кто я, началась паника: что за колобок такой — катаюсь от одной профессии к другой…
И только когда я стал писать книжки, все встало на свои места, потому что без биографии писателя быть не может. Мне сейчас не нужно искать ни типажи, ни ситуации: все это есть в моем личном опыте — достаешь и работаешь. И вот, считай, 12 лет я в литературе. В 2000 году стал профессионально печататься в журналах. Причем журнал «Москва» меня сразу в 2003 году наградил за лучший роман – «Аз буки ведал». И я понял — надо работать. В последние два года я потихонечку переписал задним числом все свои ранние работы. Не стал менять что-то особо стилистически, но буквально по каждому предложению прошелся, почистил, что называется, свои первые романы и повести…
Рецепт для жизни
— Ничего себе! В наше-то суетное время…
— А Леонов, который по 40 лет свои романы переписывал?! Хотя, признаюсь, я снова дошел до какого-то собственного предела. Меня признали и старики, такие как Виктор Лихоносов, к примеру, прочитали и благословили. Но сегодня я секретарь Союза писателей, что же мне теперь в председатели готовиться?! Это в высшей степени административная должность. Она не даст шансов работать, разве что публицистику писать. Кстати, в последнее время Москва меня так задергала, что я позволил себе маленькую такую, но книжечку стихов выпустить. А то пишу — в основном публицистику, и, по-моему, уже возник такой злобный образ мой — этакого пса от культуры.
— Зря вы так. Как читатель скажу: у вас самая здоровая и позитивная публицистика, какую я за последнее, довольно продолжительное время видела…
— Да? Там есть одна хитрость: вот ты приходишь к врачу, он говорит: «Легкие совсем черные, печень окаменела, почки никуда не годны…» Но при этом тем не менее обязательно выпишет рецепт. Вот этот элемент рецепта-совета в публицистике обязательно должен быть. Потому что чистое критиканство никому не нужно. Если ты разбираешься в проблеме, то чаще всего знаешь, как исправить положение. Поэтому в моих статьях обязательно присутствует оптимизм. И, по большому счету, оптимизм — мое естественное состояние.
Что касается художественной литературы, тут я по случаю зашел в Интернет (как человек советской закалки я к нему относился настороженно — ну, там информация, ну, публицистика) и насчитал более 45 электронных библиотек, которые предлагают мой роман «Аз буки ведал». А когда я недавно переписывал его, то увидел, что это настоящая энциклопедия политической патриотической жизни конца 80-х — начала 90-х, ведь опыт общественной деятельности четверть века назад мы, повторюсь, советские люди, обретали буквально с нуля. И поэтому сегодня этот роман интересен и нужен широкому читателю, в первую очередь новому поколению 90-х.
Как секретарь Союза писателей по связям с регионами я много езжу по стране — одна-две командировки в месяц как минимум — и вижу огромное количество людей, жаждущих нового чтения, с новым опытом осмысления действительности. Потому что литературный процесс, по моему глубокому убеждению, это процесс национального самосознания. В этих же поездках я вдруг увидел и ситуацию в целом — крайнюю поляризацию общества: бедные против богатых, молодые против старых и так далее. Буквально все против всех. Я разговариваю с военными, они говорят только о своих проблемах; предприниматели рассказывают о своих бедах, учителя тоже только о своем. Эгоистичность корпоративная — она во всем. Существовала какая-то надежда, что в данных условиях хотя бы церковь станет зоной переговоров. Но вот последние события показали, что в обществе было много людей равнодушно-благодушных к церкви, а сейчас этот слой тает. Общество делится либо на воцерковляющихся, либо на так называемых антиклерикалов.
Кто, если не я?
— А место писателя?
— Об этом и речь. Как я прежде воспринимал свою профессию? Как передачу определенного духовного опыта от одного поколения другому. Берешь, условно говоря, тысячу фактов, выбираешь самый характерный, эстетизируешь его, возгоняешь до художественного образа и именно таким способом передаешь опыт следующему поколению. То есть работаешь на 20 — 25 лет вперед, а не на свое время. Оно для тебя не так уж и важно — ты создал портрет эпохи для потомков. Но это одно направление нашей профессии. Второе — окружающая действительность. И писатель в ней единственный имеет право быть переговорщиком всех между всеми.
— Вопрос в тему: как утверждают критики, ваши произведения удивительным образом положительно и без раздоров воспринимают все — левые, правые и многие прочие. Это на самом деле так? И в чем секрет?
— Те же критики подсказали, а не сам я сформулировал — я вернул в литературу романтического героя. Да, как истинный герой он перешагнет все барьеры и запреты, но внутренне он ориентирован на высокое, и поэтому он пойдет куда надо, а не в криминал, распущенность или алчность. Это с одной стороны, а с другой — я обращаюсь к душе читателя. Потому что душа, ищущая полноценной жизни, трепещущая, у всех есть. Обращаясь к ней, мы ломаем, сметаем все эти сословные, политические и возрастные заслоны. И в конце концов просыпается понимание, что любовь — единственная истинная связующая нить в этом мире. И это я могу донести, потому как литература, в отличие от всех других видов искусства, общается с человеком один на один: только человек, открывающий книгу, находится в самом прямом контакте с автором.
Эту особенность, эту возможность нашей профессии я только недавно до конца осознал. Я занимался чем угодно — стилем, композицией, психологией, словом, прошелся по всем «дисциплинам», пока увидел эту цельность и ценность писательского труда. Я просто счастлив, что к ней пришел.
К тому же читатель, обложенный сегодня со всех сторон бульварщиной, криминалом, безумными фэнтези, наскучался по душевному разговору и серьезным темам. Я же от самых острых тем стараюсь не уходить, потому что действительно считаю себя исполнителем девятой заповеди — «Не лжесвидетельствуй» и я свидетельствую по мере сил и таланта о мире, в котором сегодня живу.
САМОЕ-САМОЕ
— Самое большое ваше духовное впечатление, событие, переживание последних лет?
— Оно связано, конечно, с Могочино. Это и моя дочь, которая за три года очень изменилась. Я увидел в ней, в ребятишках, которые там учатся, будущее России. Это не пессимисты, я увидел в них новую энергию — это новые люди, духовные люди.
— Самое яркое эстетическое впечатление недавнего времени?
— Внучка родилась. Красота такая!.. А в искусстве я не могу полноценно воспринимать то, что умею и знаю, как это сделано, — театр, живопись. Единственное, что для меня осталось, — классическая музыка.
ФАКТ
Василий Дворцов — лауреат Всероссийской литературной премии им. И.А. Бунина, православной литературной премии им. святого благоверного князя Александра Невского и дважды лауреат премии для юношества им. А.Н. Толстого.
АКТУАЛЬНО
