Читаем классику

Для новосибирцев Митя, кроме того, интересен тем, что является родным правнуком последнего (с апреля 1914-го по апрель 1917 г.) новониколаевского городского головы Алексея Беседина, радевшего о процветании города, в частности, хлопотавшего в столице об открытии у нас сельхозинститута и размещении здесь промышленных предприятий, эвакуированных во время Первой мировой войны из Польши.

С чистого листа
В конце декабря талантливый правнук выпустил на сцене «Красного факела» «Историю города Глупова» по сатирической повести Салтыкова-Щедрина. Вещь априорно неподъемную для драматической сцены, написанную в форме летописи с перечислением многочисленных градоначальников, правивших Глуповым с 1731 по 1825 годы, почти лишенную диалогов и совершенно не имевшую традиции постановки — за исключением кинематографического опыта Сергея Овчарова 1989 года. Но кино есть кино, ему любые чудеса и фантасмагории подвластны… Теперь можно сказать: Митя Егоров и труппа академического «Красного факела», что называется, в лёгкую (или не совсем так, если учесть, что на каждый час сценического действия пришелся месяц репетиций) преодолели этот непреодолимый, казалось бы, барьер — прочли классика с чистого листа, и спектакль стал настоящим художественным событием, думается (а покажет время), не только в новосибирском театральном пространстве.

Говорю об этом столь решительно и определенно, потому что именно сейчас, во второй половине января, «сатирическая безмолвная комедь в двух действиях и шести градоначальниках» (так обозначил жанр режиссер) в сравнении с первыми премьерными показами, что называется обкаталась — все контуры и акценты обрели четкость, внятно и мощно зазвучал финал: местный апокалипсис глуповцы заслужили своей леностью и тупым приспособленчеством к любому пришедшему извне бреду.

Безмолвная комедь
А комедия, что касается режиссерского решения, и на самом деле безмолвна: пришествие каждого очередного градоначальника, которому глуповцы с благоговением подносят символическую связку ключей, и последующие его деяния комментирует детский голос «от автора», само же действие выстроено в жанре пантомимы. Причем от сцены невозможно оторвать взгляда — пластическая партитура спектакля настолько щедра и многокрасочна как в целом, так и в деталях, что боишься пропустить мгновение даже на периферии основного действия: вот пожилая горожанка несет икону, а вот уже перевернула ее и, расставив алюминиевые кружки, разливает горькую «за здравие»; вот первой красавице в угоду вкусам грозного военачальника надевают противогаз и лицо ярого женоненавистника становится счастливо-умильным, он нежно протирает подруге стеклянные «глазки» и заключает ее в объятия… Каждый актер в этой условной массовке ведет свою роль азартно и виртуозно, а уж галерея портретов городских управителей, созданная Юрием и Александром Дроздовыми, Сергеем Новиковым, Олегом Майбородой, Павлом Поляковым, Валерием Чумичевым и Константином Телегиным, вызывает взрыв аплодисментов прямо посреди спектакля.

Есть в постановке немаловажная группа персонажей, обозначенных в программке как «помощники градоначальника, неустанно ему помогающие». Это Опытный (Владимир Лемешонок), Исполнительный (Константин Колесник), Начинающий (Денис Франк) и Секретарша (Ирина Лихонос). Верные служаки, они согласно конъюнктуре то носят поверх сюртуков нательные кресты, то нахлобучивают каски — словом, неустанно, не жалея живота своего, хлопочут, выполняя прихоти начальства, за исключением случая, когда надо идти на войну, — тут все они вмиг оказываются больными…

Особую — иронично-дурашливую, но с трагической нотой — атмосферу создает музыкальный ряд постановки. Диапазон его почти космический — от Глинки и Баха, летовской песни про дурачка, легендарных «нежных сов» французской группы Les Pires до неприличных по своему опофигизму (после нас хоть трава не расти) разухабистых шлягеров Стаса Михайлова и Надежды Кадышевой. Завершается это все полной какофонией, льющейся из-под колосников: дьявольский квартет помощников провожает в последний путь глуповцев.

Второе дыхание
«История города Глупова» в «Красном факеле» — стопроцентно художественное высказывание о российском менталитете, о нас с вами, сидящих в зале, поэтому нет в нем каких бы то ни было подмигиваний зрителю, нарочитых попыток актуализации «властной» темы. Причем знаки этой самой ментальности найдены и остроумно сгущены в постановке до такой степени, что дают возможность, например, читать как по писаному изначальный образный смысл множества русских языковых конструкций. Так, спектакль начинается (потом это превращается в рефрен) с неспешного курения одного из местных чиновников на авансцене в ожидании приезда нового начальства («перекур»); каждого очередного голову привозят, а главное — увозят из города, в большом дощатом ящике («сыграть в ящик») и так далее, и так далее. Постановка благодаря мастерскому сочетанию самых разных выразительных средств похожа на большое пестрое одеяло, которое радует глаз гармонией всевозможных лоскутков, собранных и стачанных умело и с выдумкой из самой ткани российской жизни многих и многих поколений.

Накануне премьеры режиссер говорил:

— У меня нет цели кого-то попугать, прищучить: театр, он не для режиссера, он для зрителя. Спектакль — это в первую очередь диалог с ним, и рассказанная история, а мы старались, чтобы был юмор, было ярко, как и у Салтыкова-Щедрина, скорее гипотеза…

Смешно, на самом деле смешно, хотя порой и горько, к примеру, смотреть на собственное извечное российское головотяпство. И зал хохочет, в общем-то, дружно: мол, нечего на зеркало или кого другого пенять… А послевкусие и вовсе удивительное: как будто после дождя (в спектакле порой слышна его унылая беспросветная дробь и вспоминается шаляпинское «Не осенний мелкий дождичек…») в разряженном воздухе запахло озоном — появилось «чувство свежести и ценности жизни».

ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Дмитрий ЕГОРОВ, режиссер:
— Театр, он не для режиссера, он для зрителя. Спектакль — это в первую очередь диалог с ним, а рассказанная история, как и у Салтыкова-Щедрина, скорее гипотеза…

Фотографии статьи

Фото Яны КОЛЕСИНСКОЙ