USD 100.2192 EUR 105.8090
 

Дмитрий БЫКОВ: «Если говорить серьезно...»

Татьяна ШИПИЛОВА
Дмитрий Быков и Ирина Лукьянова: «Два писателя в семье — это вовсе  не плохо, а очень удобно…». Фото Сергея ДЯТЛОВА
Дмитрий Быков и Ирина Лукьянова: «Два писателя в семье — это вовсе не плохо, а очень удобно…». Фото Сергея ДЯТЛОВА

Текст, написанный им самим. А еще — к теще и тестю, потому что его жена, тоже известная писательница Ирина Лукьянова, из Новосибирска, закончила гумфак НГУ. И все их нынешние встречи с читателями были дуэтными. Ирина сидела рядышком, но держалась в тени, говорила мало, хотя и отточено — не менее емко и остроумно, чем супруг… А Дмитрий Львович при очной встрече потряс таким же колоссальным обаянием, что и его тексты. Ему не надо было брать аудиторию, завоевывать ее — интеллектуальное обаяние не требовало «хлопотать» лицом и даже… словами. «Каждый пишет, как он дышит», — сказал поэт, о котором Быков написал одну из своих книжек серии ЖЗЛ. Добавим: так же Быков общается с людьми — открыто, очень остроумно, добавляя почти всякий раз рефрен «Если говорить серьезно…».

«Набокова мы тоже любим»
— Дмитрий Львович, вы так много и, кажется, легко пишете, что хотелось бы увидеть это чудо импровизации — рождение текста. Например, на тему: вот весенний день, 22 апреля, кроме того, что это день рождения Набокова, как он начался, чем хорош и что в перспективе?

— В этот день 15 лет назад примерно в это же время я впервые живьем увидел Лукьянову. И с тех пор 22 апреля мы всегда празднуем. А ровно 22 года назад — страшно сказать, как давно, — в этот же день я навсегда покинул в/ч № 71113 в Петербурге, то есть демобилизовался. Так что с днем рождения Ленина у меня связаны скорее приятные ассоциации. И при всей сложности моего отношения какой-то изначальной симпатии к нему я преодолеть не могу. Потому что в его день рождения со мной произошли два самых радостных события в моей жизни. А Набоков, я подозреваю, родился 21 апреля. По крайней мере, подчеркивал это всегда, чтобы не совпадать с другим Владимиром. Набокова мы с женой тоже очень любим…

— Вы сочинили текст Тотального диктанта, который пишут в 11-ти городах России и в одном из городов США. Вас волнует современное состояние грамотности, какие сложные орфограммы вы туда вставили?

— Особенно в США волнует, как вы понимаете… Если говорить серьезно, то мой учительский скромный опыт (а я продолжаю оставаться практикующим словесником и подозреваю, что из всех моих работ, кроме литературы, она самая осмысленная) мне подсказывает, что сейчас большие сложности с тремя видами орфограмм: это «-тся» и «-ться» в окончаниях глаголов; слитное и раздельное написание «не» с чем-либо, а также «н» и двойное «нн» в причастиях. Все это вы найдете в диктанте. Есть еще у нас сегодня проблемы с обособлением определений. Кроме того, в диктанте разбросано очень много авторских знаков. Мой 11-й класс, которому я по секрету продиктовал этот текст, показал неплохие результаты. А всем остальным, думаю, он даст повод вздрогнуть, задуматься и пересмотреть свою жизнь.

«Оставьте школу в покое»
— Ваше отношение к перманентной и нескончаемой реформе российского образования?

— Я уже его не однажды высказывал и повторю еще раз. От государства образованию нужно две вещи — дать денег и оставить его в покое. Сейчас в школе остались только те учителя, которых ничто, кроме любви к профессии, к школе не привязывает. Если нам дать в среднем по стране учительскую зарплату около полутора тысяч долларов (про две я молчу), если средняя зарплата будет, как в частной школе, все остальное мы сделаем сами! Оставьте образование в покое! Не навязывайте ему стандарты, не пытайтесь пристегнуть его к новой прагматике, не пытайтесь каким-то образом отсечь лишнее, потому что человеку в юности нужно только лишнее, — и все будет прекрасно! Необходимое интересует только старика, а школьнику нужно все, он страшно жаден к информации: ему хочется знать, почему вода мокрая, почему «нет правды на земле, но нет ее и выше», кто такой Герцен, Толстой и Ньютон — то, что нам с вами совершенно уже не интересно! Он постоянно окружен этими ста тысячами «почему» и их нельзя лимитировать. Так что оставьте школу в покое и заплатите учителю — у вас через 5 лет будет прекрасное образование. Если это нужно кому-либо…

— Школьные сочинения ваших учеников вас больше огорчают или радуют?

— Я даю такие сочинения, которые в принципе могут только обрадовать. Например, написать заключительный акт к чеховскому «Вишневому саду» — мне кажется, что пьеса не закончена. Написать финал «Преступления и наказания» — роман оборван. Сочинить свою расшифровку стихотворения Гумилева «Заблудившийся трамвай» или мандельштамовских «Стихов о неизвестном солдате»… Я даю темы, которые трудно написать плохо, и мне нравятся их сочинения. Иногда я использую их мысли в своих статьях. Всегда, разумеется, ссылаясь. Или не всегда…

«Книга похожа на жизнь»
— Сейчас модно читать книги с экрана, ваше отношение к печатным книгам? К чему больше душа лежит — воспринимать текст, в том числе и собственный, на портале или в книжке? Хотя за книжки деньги платят, а в сети уж точно нет…

— Скажу страшное: мне кажется, что брать деньги за литературу так же наивно, как за любовь. Или так же не наивно, но неправильно. И я зарабатываю другими вещами. Мне представляется в идеале, что писатель вообще должен существовать на нелитературные заработки. Да, мне очень нравится, когда книги пиратским образом выкладывают в интернете. Но, как показывает практика, посмотрев фильм, мы всегда стараемся прочитать книгу, чтобы узнать, как оно было на самом деле. Точно так же, прочитав книгу в электронном варианте, мы почему-то хотим иметь ее дома в бумажном. Может быть, потому, что электронную не возьмешь с собой в уборную, в поезде и городском транспорте она не так удобна… А может быть, потому, что, по набоковскому меткому замечанию, книга похожа на жизнь. И по толщине оставшегося слоя понимаешь, сколько тебе осталось.

Такая вот «антропная», человекоудобная, вещь… Поэтому книга, по-моему, остается оптимальным носителем. Кстати, одна журналистка с «Эха Москвы», прочитав мой роман «ЖД», так была потрясена, что выбросила книгу в окно — сильный художественный жест! А если бы она это в ридере прочитала, то так бы поступить не смогла. Хотя я всё думаю, а если бы там кто-нибудь шёл?..

— Дмитрий Львович, как вы относитесь к премиям и наградам? Что для вас, к примеру, значит титул «Золотое перо России-2010»?

— Когда получаю очередное «Золотое перо», всегда вспоминаю в этой связи диалог Давыдова и Лушки из второго тома «Поднятой целины». Лушка во время свидания говорит: «Лёгко-то мне сейчас как!» На что Давыдов мрачно отвечает: «Перо вставить и — полетишь!..» А если говорить серьезно, то нам почему-то свойственно придавать какое-то гипертрофированное значение премиям. Вот организаторы НацБеста почему-то думают, что люди убиваются, чтоб их премию получить. Клянусь, что после объявления шорт-листа кто-нибудь из оргкомитета напишет, как я старался, всех подкупал — вообще сплю и вижу второй НацБест получить… Соответственно, вокруг «Большой книги» совершенно дикие интриги идут — тоже непонятно почему?

— Вы, кажется, где-то говорили, что ужасно ленивы, но книги выходят одна за другой, колонки в самых разных изданиях — регулярно. Как вы всё успеваете, спите по два часа в сутки?

— В принципе, когда вас двое — два писателя в доме, то вам значительно легче. Всегда кто-нибудь пишет, а кто-то идет в магазин. Если спорный момент, можно посчитаться или кинуть монету. А вообще-то, я ничего не успеваю, если говорить серьезно. Один мой друг, Константин Крылов, фантаст и философ, который пишет гораздо больше меня и еще занимается оргработой в одном общественном движении, на вопрос, как он всё успевает, однажды ответил с великолепной небрежностью: «Не мешки ворочать…»

— От какого вида писательства вы получаете наибольшее удовлетворение?

— Больше всего я люблю писать только стихи. Или если это очень злобная и смешная заметка в газету. Прозу писать очень трудно. Это всегда момент насилия над собой…

— Вы можете сформулировать-обобщить, чему вы учите своих студентов и школьников?

— Очень трудно, но попробую. Знаете, есть гумилевская формулировка: «Я учу, как не бояться и делать то, что должно». Я бы сказал, я учу не бояться и делать то, что НЕ должно. Если же брать более широко, я учу их непрагматическому отношению к жизни. Потому что если вы выигрываете в прагматике, то, как правило, проигрываете в будущем, в скоростях, в удовольствиях, в каких-то других вещах. Жизнь не тождественна пользе и не тождественна расчету. Русский бог так устроил: чем здесь больше рассчитываешь, тем вернее лажаешься. В России надо действовать по вдохновению. Именно этому я их пытаюсь учить. Кроме того, я учу их относиться к русской литературе, как к аптечке: когда у тебя апатия — читай Чехова, любовное томление — Пастернака, крупная деловая неудача — откроешь «Обломова» и поймешь, что гораздо лучше лежать на диване, чем суетиться. В общем, в чтении классиков мы должны найти душеполезные рецепты…

ФАКТ
По переписи 1897 года 73 процента населения в возрасте от 9 лет и старше в России было неграмотным.