EUR 102.0390 Дай, Джим, на счастье лапу мне, или Почему полезно знать медвежий язык
Зоолог Журбин закончил университет и направился по распределению. Когда станет ясно, что он знает язык трав и животных, деревенские будут поклоняться ему, как божеству. Ну и, конечно, мясо, сыр, яйца…
От вокзала до деревни Селивёрстово автобусы не ходили. Поэтому за ним прислали подводу. Телега была похожа на оптический обман. Еще меньше надежд внушала кобыла. Судя по деснам, она служила еще в Первой конной. Возможно, товарищ Будённый даже называл ее на «вы».
Заодно Журбин рассмотрел и Степаныча. Старик был похож на экскаватор. Такой же добродушный и крепкий. Шутник Степаныч заверил, что они доедут в два счета. Он сказал: «Вот — раз!..», схватил чемодан зоолога и бросил в телегу. Чемодан описал правильную кривую. Перелетел через телегу и влетел в приоткрытую дверь вагона для перевозки скота. Поезд проносился мимо со свистом. Что исключало даже теоретическую возможность увидеть этот чемодан снова. Инструменты, литература, направление, фото любимой — все со свистом улетело вместе с коровами. У знавшего язык животных зоолога Журбина оставался только паспорт. Степанычу было неловко. И шутка не получилась, и новый зоолог без запасных трусов остался.
Журбин трясся на телеге и смотрел вниз. По обочине шел еж. Иногда он уходил вперед и дожидался телегу. Где-то на середине пути зоолог спросил:
— А что, старик, зверье в вашей глухомани водится?
Степаныч ответил: не особо. Бурундуки, бабочки. Но вот год назад два депутата на уток пошли да не вернулись.
— Надо было правильные слова животным говорить, — объяснил Журбин.
Сошел с телеги и направился туда, откуда не доносилось ни звука. Найдя удобное место, расстегнул брюки и сосредоточился. И тут его томный взгляд натолкнулся на что-то. Это что-то было прямо перед ним.
В трех шагах от зоолога Журбина стоял, чуть сгорбившись, огромный медведь. Он был больше того, который грыз Ди Каприо. С его распахнутой пасти свисал корень какого-то растения. Как бы не березы. В глазах медведя светилось изумление. Много наглости он повидал за эти годы. Бурундуки дорогу не уступают. Год назад два чудика в зад утиной дробью стрельнули. «Ролексы» и айфоны потом два дня выходили. Но чтоб вот так, средь бела дня, расстегнув брюки и нагло встав напротив…
Степаныч прикуривал, когда зоолог, снося молоденькие сосенки, вылетел из леса. Он держал брюки руками. У него были безумные глаза, и он кричал странные речи. Кажется, «Заводи, заводи!». За ним, переливаясь как холодец, мчался огромный медведь.
— Пошла, пошла! — фальцетом заорал Степаныч, схватил кнут и огрел лошадь. — Выноси, родимая!
Кобыла лениво оглянулась. И вдруг ее седая грива стала колом, как ирокез. Последний раз «родимая» так резко брала с места во время Брусиловского прорыва. Телега вылетела из-под Степаныча, как скатерть из-под посуды. Он исполнил сальто Делчева с оценкой 9,9. Минус 0,1 балла за то, что приземлился плашмя. Если бы он так упал час назад, пришлось бы вызывать бригаду реаниматологов.
Но сейчас Степаныч бодро отскочил от земли и молнией метнулся за телегой. За его спиной освобожденный от службы по причине плоскостопия зоолог шел с брюками в руках по времени мирового рекорда. Пыль за ним стояла столбом, как за грузовиком.
Ближе к деревне медведь отвязался.
— Что ж за слова-то ты ему сказал, родной?.. — спросил Степаныч, развалившись на траве.
— Да он глухой, похоже, — ответил зоолог Журбин.
Дождавшись кобылы с телегой, они решили о медведе в деревне ничего не говорить.
